Я позвонил вдове и спросил, не пересылали ли в посольство документы Шекельграббера по почте. Она ответила, что давно пришли и даже сейчас у нее в руках. Я повесил трубку. Выходит, в словах Заклепкина есть какая-то правда. Выходит, он с Опрелиным, действительно, два мелких пакостника и никто больше. Это не радует, особенно когда знаешь, что Квочкин уже раскрутил дело, а ты только копаешься то ли в детской песочнице, то ли в чужом грязном белье, и все без толку. Неужели интеллигентная Размахаева дала Шекельграбберу по кумполу? Чем же он ей так досадил? Тем, что звал Мунькой? Но это не вяжется с показаниями Терентьевича. месяц проболела, сказал он. Хотя какой нормальный человек после убийства будет чувствовать себя в родной тарелке? Значит, все упирается в Размахаеву. Ну что ж, пойду побеседую с ней. Глядишь, и уговорю сдаться на милость нарсуда...
Через час я сидел в баре домжура и взглядом ловил каждого входившего, надеясь поймать и Размахаеву. В голове уже сложилась дюжина вопросов, которыми я надеялся загнать зиц-вдову в угол, и наверняка сложилась бы еще дюжина, если б не сосед по столику - мелкая корреспондентская проститутка, умудрявшаяся писать галиматью даже в автобусе на коленке. Но он пришел раньше меня, и я не мог его выгнать, а свободных столиков не было.
- Что пишешь? - спросил я от скуки.
- Моссовет только что обязал все фирмы и организации платить за использование в названии слова "Москва". Представляешь, какая несправедливость: как будто они основали Москву и название ей придумали. Там коренными москвичами и не пахнет, одна лимита, начиная с мэра.
- Напиши, что в Америке есть пять городов, называющихся Москва. Пусть они тоже платят Моссовету, нечего отлынивать от постановлений и скупердяйничать.
- Отличная концовка! И в заголовок: "Америка платит по нашим счетам!" - обрадовался он. - С меня бутылка пива.
- Я сегодня не пью, не в форме.
- Ты что, милиционер, что ли? - попытался он сострить.
- Вроде того.
Тут, наконец, появилась Размахаева. Под руку она вела Кашлина, который успел уже где-то порядком нализаться. Кашлин выглядел как стереотип спивающегося интеллигента. Он умудрялся задевать всех сидящих и тут же извиняться каламбурами.
- Зачем вы его привели? - спросил я Размахаеву.
- Он вроде моего адвоката.
- Хорош адвокат, - решил я. - Только для чего он вообще нужен?
- Сначала пить будем или сразу допрос почнем? - влез Кашлин, плюхаясь на свободный стул.
- Пить будем второго апреля, - сказал я. - Но по разным причинам.
- А этот ушастый что пишет? Протокол? - спросил Кашлин, показывая на корреспондента за столиком.
- Он пишет про Моссовет, - объяснил я.
- Уже не про него, - влез словоохотливый щелкопер. Вчера конгресс Соединенных штатов разрешил гомосексуалистам служить в армии. Пишу для "Гей, славяне!" обалденную штуковину.
- Ну-ка вслух, я послушаю, - приказал Кашлин.
Корреспондент стал читать, довольный вниманием к своему "творчеству". На третьей фразе Кашлин его оборвал:
- Все это белиберда, чепуха на постном масле. Из учебников известно, что педерасты распространяются как плесень. Поэтому стоит одному завестись, и глядишь, уже вся дивизия под голубым знаменем, - решил он. - Берите чистый лист и записывайте нетленку, репортаж из будущего в популярную желтую газетку "Московский педерастец":