Убийство в доме свиданий

: — Сейчас же и заберем голубчика, — с угрожающей сладостью в голосе сказал Остапов, через плечо Выжигина смотревший на визитки.

— А если их просто подложили? — сурово взглянул на помощника Степан Андреевич.

— И это-с в мундир путейского министерства? — хихикнул городовой. — Право, Степан Андреич, поспешим. Время позднее. Застукаем сего Арханоса прямо у него на квартире, да и взятки гладки. Он же здесь неподалеку проживает, на Дегтярной. Едем? А за поимку злоумышленника у нас премиальные полагаются…

Выжипша обожгло — он знал, что этот плебей мог догадываться о его незавидном положении, а поетому любой намек, тем более со стороны подчиненного, воспринимался Степаном Андреевичем с тяжкой болезненностью.

— Вы, сударь, не извольте торопиться! — с угрозой прошептал Выжигин, беря Остапова за лацкан пиджака и впервые после службы в волку ощущая себя начальником. — И не извольте также советов мне давать. Одного моего рапорта довольно будет, чтобы вас из сыскной полиции снова на улицу отправить, в городовые, с шашкой и свистком. Понятно вам?

Никак не ожидал Остапов такого решительного хода со стороны своего начальника по группе — сразу же похудел лицом, стал ниже ростом, сквозь зубы промычал:

— Извините-с, это я так-с, к слову просто, о премиальных..

Выжигин имел свойство успокаиваться быстро, и теперь ему было просто жаль Остапова, поэтому, отводя взгляд, Степан Андреевич приказал:

— Достаньте все необходимое для дактилоскопического анализа.

Лакированные сапоги предполагаемого убийцы стояли рядом со стулом, на котором громоздилась брошенная кое-как одежда. Зачем Вы жиги ну нужно было убеждаться в том, что на гладкой поверхности кожи остались отпечатки пальцев именно надворного советника Арханоса, он пока не знал. Скорее всего, хотелось показать Остапову и другим сотрудникам свое умение пользоваться методом, который рекомендовался на курсах как самый передовой и многообещающий. Выжигин взял в руки вначале один сапог, потом другой — сквозь увеличительное стекло лупы были отчетливо видны отпечатки пальцев. Скоро меловая пудра легла на кожу, а Выжигин немного трясущимися пальцами, понимая, что Остапов придирчиво следит за каждым его движением, кисточкой из верблюжьего волоса осторожно размазал пудру по тому месту, где имелись отпечатки, тотчас ставшие еще более заметными.

— Прекрасно! — похвалил сам себя Выжигин и бросил фотографу: — Попрошу сделать снимок. Только уж постарайтесь угол как можно удачней отыскать.

— Отыщем, господин надзиратель, не сомневайтесь, — приготовился к съемке фотограф, а Степан Андреевич стал присматриваться к мертвому телу.

«Лежит, вытянув руки по швам, — размышлял Выжигин. — Так что же, кинжал ей вонзили в грудь, когда вот так лежала, или убийца уже потом придал женщине это спокойное положение?» Вдруг даже не мысль, а вопрос, мимолетный и, возможно, никчемный, осветил на миг сознание Выжигина.

— Вукол Кузьмич, — негромко обратился он к старичку врачу, — а могла бы медицина сказать мне точно и определенно: перед смертью эта женщина имела… соитие с мужчиной, оставившим здесь одежду?

Врач серьезно глянул на Выжигина через пенсне:

— Вначале подайте мне обладателя этой одежды, мы сделаем анализ и, может быть… Впрочем, я осмотрел тело убитой: внешний осмотр скорее говорит о том, что женщина не успела исполнить своих служебных обязанностей, но если тело доставят в покойницкую…

— Да, я распоряжусь отправить труп в морг нашей части. Вы займетесь им?

— Свои служебные обязанности, — улыбнулся врач беззубой доброй улыбкой, — я всегда исполняю.

Выжигин уже хотел было дать команду готовиться к отъезду, как вдруг его внимание привлекла картина, часть которой выглядывала из-за убогой ситцевой портьеры, повешенной, наверное, красы ради в изголовье кровати. Он отодвинул в сторону цветастую ткань и увидел прекрасную и, как видно, очень дорогую гравюру неизвестного ему художника — Мария Магдалина, воздевшая к небесам глаза, в молитвенной позе сидела перед толстой книгой с подложенным под нее черепом. Рядом с грязной, отвратительно пошлой «Ледой с лебедем» эта гравюра выглядела роскошным цветком, каким-то чудесным образом выросшим посреди истоптанного, заросшего сорняками поля.

— Это Леночки картина, — услышал вдруг Выжигин чьи-то тихие слова и обернулся — у дверей стояла горничная Даша, понявшая, чем залюбовался Выжигин. — Она с нею в наш дом и пришла…

— А почему же… прикрыта? Будто спрятана? — невольно кривя губы от какого-то нехорошего, гадливого чувства, спросил Выжигин.

Девушка немного смутилась:

— Не позволено у нас ничего священного — оскверняется в таком подлом месте. Скрывала…

— Хорошо, — вдруг вспомнил Выжигин о найденной подвязке. — А вот это, — он достал из пакета круглый эластик с пятнами крови, — как могло в коридоре оказаться?

Горничная испуганно замотала головой, точно это именно ее и пытались обвинить в каком-то беспорядке:

— Сама не знаю! Народу тут много всякого ходило. Может, поддал ногой кто-то, а она и вылетела в коридор, ага, ага.