Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима

Сидя в полутемной комнате, в тихом доме, она стала обращаться мыслями к его обитателям. Кто-то, наверное, спит. Выдают ли мысли во сне свои секреты? Кто-то бодрствует – в страхе, в горе, в страдании. Мисс Сильвер думала о них поочередно – Джимми Леттер – его двоюродный брат Энтони – Джулия Уэйн – Элли Стрит – Минни Мерсер – Глэдис Марш – миссис Мэнипл – маленькая, бледная судомойка Полли Пелл…

Часы в холле внизу пробили двенадцать – сперва четыре удара, обозначающих полночь, затем, после небольшого перерыва еще двенадцать, мерных, не громких, не звенящих, но тихих, басовитых, подчеркивающих тишину дома, не нарушая ее. Если кто спал, они его не будили. Если кто бодрствовал, это был дружественный, компанейский звук.

Из девяти людей в Леттер-Энде в ту ночь только мисс Сильвер насчитала двенадцать ударов. Джимми Леттер скажет утром, что не спал. То было пограничное состояние, в котором хотя сохраняется сознание, контроль утрачен. Мысли бегут без цели, без остановки. В меняющемся мире между явью и сном его мысли были бессвязными, преследовали тени, будучи слишком туманными, дабы сознавать, что преследуют и зачем. Только постоянно ощущалось напряжение, усилие, сознание чего-то безвозвратно утраченного, лихорадочное желание вернуть ушедшее. Театр теней на неровной поверхности сознания – неровные тени проходят, исчезают – появляются снова – ничего постоянного – ничего отчетливо видимого – просто-напросто тени…

Элли Стрит видела сон, тело ее было расслабленным, левая рука лежала под щекой, так она спала с раннего детства. Во сне она гуляла по саду. Сад был совершенно незнакомым. Сперва он казался пронизанным солнцем, приятным, но вскоре она вошла в колючую живую изгородь и поняла, что пройти сквозь нее не сможет: изгородь была двадцати футов высотой. Ронни находился по другую сторону, и Элли не могла пройти к нему. Она принялась ломать колючки руками. Прутья щелкали, как веточки в морозный день. Они ранили ей руки, из рук текла кровь, и внезапно колючки стали сосульками – вся ограда оказалась сделана изо льда. Элли стояла по колено в снегу, кровь текла на снег и замерзала, поэтому одни сосульки были белыми, другие красными. Она не могла пройти к Ронни.

Джулия на соседней кровати тоже видела сон. Она была в белом платье и в длинной белой фате. Она выходила замуж за Энтони. Ее переполняла невыносимая радость. Он поднял фату и стал целовать ее в губы, но тут вдруг поднялся сильный ревущий ветер и унес ее в какое-то темное место, где Джулия очутилась совершенно одна.

За вращающейся дверью спала Глэдис Марш, с покрытым кремом лицом и волосами в бигуди. Крем она взяла из ванной миссис Леттер вместе со многими другими остатками. Если будут задавать вопросы – так миссис Леттер отдала их ей, и никто не сможет этого опровергнуть. Глэдис снился яркий, волнующий сон, где она в бриллиантовом ожерелье из крупных камней стоит на похожем на кафедру возвышении и дает показания. Там был судья в алом одеянии, с большим седым париком, какие она видела во время судебных разбирательств в Крэмптоне. Он смотрел на нее поверх очков, как любой мужчина смотрит на хорошенькую девушку, не важно, судья он или присяжный. Присяжные сидели по другую сторону. Они тоже глядели на нее. Все на нее глядели…

Миссис Мэнипл тоже спала. На ней была широкая ночная рубашка из ситца, пяти ярдов по кайме, с клиньями и вышивками. В дни ее юности ночная рубашка была Творением. Мэнни по-прежнему творила свои по бабушкиной выкройке. От бабушки же она переняла убеждение, что открытое после наступления темноты окно ведет к ранней смерти. Ночной воздух нездоровый, и от него нужно закрываться, исключая разве что время, которое Мэнни называла «верхушкой» лета. Поскольку уже наступила очень, ее окно было закрыто наглухо. В комнате сильно пахло камфорой, политурой и лавандой.

Во сне миссис Мэнипл этот запах превращался в смешанный аромат лимонной мяты и розмарина – плотный пучок этих трав она держала в маленькой, пухлой руке. Рука принадлежала Лиззи Мэнипл, которой было шесть лет. Рука была не только пухлой, но и горячей, и травы пахли превосходно. Почти все дети принесли букеты в воскресную школу и отдали их учительнице, старой мисс Эдисон. Она жила в маленьком квадратном доме на Крэмптон-роуд, доводилась тетей молодому доктору Эдисону и пользовалась большим уважением. Она учила детей катехизису, и они давали трудный ответ на вопрос: «В чем мой долг перед моим ближним?» Ответы всплывали в памяти миссис Мэнипл. «Учиться и работать, не покладая рук, чтобы зарабатывать на жизнь, – ответила Мелия Парсонс. – Выполнять свой долг в этой жизни…» «Я всегда его выполняла. Кто бы что ни говорил, выполняла всегда». В сновидении мисс Эдисон взглянула на нее ясными голубыми глазами. Сказала: «Теперь ты, Лиззи», и маленькая Лиззи Мэнипл ответила тоненьким голосом: «Никому не вредить ни словом, ни делом, не держать злобы или ненависти в сердце своем».