Мисс Уинкворт приложила носовой платок к своему толстому носу и высморкалась.
– Мы не хотели убивать ее, – сказала она.
– Но один из вас ее убил.
– Это не я, говорю вам! – так громко воскликнула она, что хозяин кафе уставился на нее.
– В этом разбираться предоставьте мне, – возразил Фен. – И говорите потише, если не хотите, чтобы об этом стало известно всему свету.
– Я… я… Вы ведь не допустите, чтобы у меня случились неприятности? Я ничего плохого ей не желала. Мы не собирались ее трогать, – тихо скулила она злобным голоском. – Мне… Мне кажется, было примерно четверть одиннадцатого, когда мы закончили перестановку в магазине. Потом мы все поднялись наверх. Мистер Россетер, Моулд и я прошли в задние комнаты, а мужчина по прозвищу Берлин остался встретить старую женщину. У него было забинтовано лицо, так что впоследствии никто бы не смог узнать его. За все отвечал мистер Россетер, он сказал, что сообщит нам, что и как делать. Мы платили ему за помощь.
Кадоган мысленно вернулся в тот темный, безобразный маленький домик: коридор с устланным линолеумом полом, где стоял шаткий столик, на котором он оставил свой фонарик, две спальни в задней части и две гостиные сразу у входа; крутые узкие ступеньки без ковра; запах пыли и ощущение этой пыли на кончиках пальцев; занавешенные окна, дешевый буфет и кожаные кресла; липкое тепло, приторный запах крови – и синее распухшее лицо трупа на полу…
– Затем девушка привела эту женщину и ушла. Верней, мы так думали, что ушла. Мы слышали, как мужчина по имени Берлин немного поговорил с ней, а потом он вернулся к нам. Затем мистер Россетер сказал, что ему нужно поговорить с ней, а мы должны подождать. Мне показалось это странным, потому что он был без маски, но я тогда промолчала. Прежде чем выйти, он велел нам разделиться и ждать в разных комнатах. Мужчина по имени Моулд спросил, зачем бы это могло понадобиться (он был пьян и агрессивен), но второй велел ему вести себя тихо и делать, что говорят. Он сказал, что они с мистером Россетером все обсудили и все идет точно по плану. Мне показалось, что мистер Россетер был несколько удивлен, но он кивнул. Берлин прошел в другую комнату у главного входа, а я осталась, где была, Моулд прошел во вторую спальню. Через некоторое время Берлин вернулся туда, где сидела я, а немного позже мистер Россетер…
– Одну минуту! – прервал ее Фен. – Где был Россетер все это время?
– Он был с этой женщиной. Я видела, как он входил.
– Она была жива, когда он вышел?
– Да, я слышала ее голос, она что-то сказала ему, когда он закрывал дверь.
– Кто-нибудь еще входил туда, пока он был там?
– Нет, моя дверь была открыта, и мне было бы видно.
– А когда он ушел, то сразу же вернулся обратно в вашу комнату?
– Совершенно верно. Он сказал Берлину и мне, что запугать ее не так-то просто, и они с Берлином о чем-то спорили недолгое время, а я сказала, что они оставили дверь открытой и она может услышать их. Тогда они закрыли дверь.
– Значит, это Шарман убил ее, – вмешался Кадоган.
– Постойте-ка, – сказал Фен. – О чем они спорили?
– О чем-то юридическом, о заверении или о чем-то еще в этом роде. А примерно через пять минут другой мужчина, Моулд, пришел и сказал, что ему показалось, будто кто-то ходит по магазину, и что нам надо немного помолчать. Но мистер Россетер прошептал, что все в порядке, потому что она пока еще не испугалась, и он сказал ей, что должен приготовить некоторые документы, на это потребуется какое-то время. Ну вот, мы сидели тихо довольно-таки порядочное время, и я припоминаю, что под конец послышалось, как часы где-то в городе пробили без четверти двенадцать. Мистер Россетер и Берлин опять принялись спорить и сказали, что тревога была ложной, а мистер Россетер дал так называемому Моулду револьвер и какую-то юридическую бумагу и велел ему идти и приступать к делу.
– Одну минуту. Вы все были вместе в той комнате с того самого времени, как пришел Моулд и сказал, что кто-то ходит по магазину?
– Да.
– И никто не отлучался ни на минуту?
– Нет.
– Как вы думаете, сколько времени вы все вместе прождали там?
– Около двадцати минут.
– Хорошо. Продолжайте.