Убийство в Невском переулке

– Совершенно верно, Василий… – Путилин вопросительно посмотрел на Соколова.

– Ионович, – подсказал тот.

– Василий Ионович Осипов.

– Да, это мой жених.

– В последнее время ничего странного в его поведении вы не замечали?

– Я не понимаю вашего интереса к персоне моего жениха.

– Скажите, когда вы видели Василия в последний раз? – пропустил Путилин мимо ее тираду.

– Два или три дня тому.

– Где?

– Он приходил ко мне.

– В день последней встречи вы поссорились?

– Да, – удивленно посмотрела девушка на статского советника.

– После ссоры вы больше его не видели?

– Да.

– Он способен на причуды?

– О нет! Он вполне серьезный человек, в последнее время его всецело занимала учеба в Технологическом институте.

– У Василия были еще знакомые по имени Екатерина?

– О знакомых не могу сказать, но его матушку тоже назвали Екатериной.

– Где она сейчас?

– Год тому умерла.

– Сегодня утром Василий Осипов явился в отделение и дежурному чиновнику заявил, что два дня тому у Николаевского моста он ударил железным кольцом в висок знакомую барышню и, чтобы скрыть преступление, утопил тело в проруби.

– Не может такого быть! – вскочила она, прикрыв ладонью рот. – Кого же он убил?

– Он сказал, что вас.

– Меня? Меня? Но я же, я…

– Да, поэтому я поинтересовался о его фантазиях.

– Где Василий?

– Он у нас, и боюсь, что его состояние вызывает глубокое беспокойство. Он нуждается в первую очередь в помощи врачей, его помутившийся рассудок не отличает реальности от фантазий.

– Бедный Вася! – в ее руке, как у фокусника, из ничего возник белоснежный платочек, которым она вытирала появившиеся из глаз слезы.

Иван Дмитриевич приказал Соколову, чтобы тот привел Осипова.

Через пять минут, в течение которых в кабинете висела тишина, каждый был занят своими мыслями, дверь после двух-трех ударов открылась, и первым вошел Осипов со впалыми щеками, покрытыми многодневной щетиной, казавшейся грязным налетом, и остекленевшим пустым взглядом из-под густых бровей.

– Катя, ты уже вернулась? – бесцветным голосом произнес он.

Она же в изумлении смотрела на вошедшего, наверное, впервые увидела его в таком состоянии и небрежной грязной одежде.

– Тебе не больно? – сказал он, обращаясь, скорее всего, в пустоту, потому что смотрел куда-то в стену.

– Василий, – Иван Дмитриевич обратился к нему, но взгляд молодого человека по-прежнему оставался направлен в стену, – ты узнаешь Катю?

– Да, я ее убил два дня тому.

– Я жива! – воскликнула девушка.

– Ты снова пришла ко мне, – его губы безжизненно зашевелились, словно это он вернулся с того, неведомого нам света, – я рад тебя видеть, скоро мы встретимся.

– Иван, – Путилин обратился к Соколову, – бери сани и вези господина Осипова в больницу Николая Чудотворца на Пряжку.

Когда в сопровождении агента Василий был уведен, Иван Дмитриевич обратился к Екатерине.

– Госпожа Извицкая, я думаю, вашему жениху больше требуется помощь доктора, нежели сыскной полиции.

Хрупкие плечи девушки всякий раз вздрагивали при всхлипывании, маленькими ладошками она закрывала лицо.

Глава вторая К чему приводят ночные прогулки

РЕСТОРАЦИЯ ГОСПОДИНА ДАВЫДОВА, что находилась на Владимирском проспекте, напротив Стремянной улицы, была известна петербуржцам как «Давыдка», или, с легкой руки завсегдатая – литератора Слепцова, «Капернаум», прозванная в честь города, упоминаемого в Новом Завете как любимое местопребывание Иисуса Христа. Тем самым Слепцов давал самую лестную характеристику заведению.

В первый зал можно было войти с улицы и, не снимая верхней одежды, пройти к большой стойке, где услужливый официант мог налить рюмку водки и поднести к ней на белой с каймой тарелке пирожок для закуски, откланяться и покинуть заведение. Хотя второй зал и не привлекал посетителей особой роскошью, но его отличительной чертой был поставленный у стены длинный стол с рядом чернильных приборов для господ литераторов, журналистов, художников и иных деятелей научного труда, которые здесь же иногда, когда не хватало времени, за рюмкой водки писали срочные статьи. В редкие дни за столом не появлялся Лесков, в прошлом году опубликовавший отдельной книгой свой роман «На ножах», коим событием сам автор был крайне недоволен, выражая свое негодование – редактор так приложил руку к правке, что Николай Семенович не узнал своего романа.

Терпигореву, недавно возвратившемуся из ссылки, и Тургеневу приходилось прилагать большие усилия, чтобы гасить невольный гнев довольно известного в России литератора…

Ныне же за соседним с литераторами столом сидели надворный советник Сергей Иванович Левовский, чиновник Экспедиции заготовления государственных бумаг, и ротмистр 8-го Уланского Вознесенского Его Высочества Принца Александра Гессенского полка Илья Николаевич Торонов, пребывающий в отпуску.