Убийство в Невском переулке

– Проведи в кабинет, пусть там подождет, – а сам повернулся, чтобы надеть брюки и рубашку.

Через несколько минут, застегивая верхние пуговицы рубашки, Путилин вышел в освещенный несколькими свечами кабинет, где с ноги на ногу переминался немолодой мужчина в полицейской форме. При появлении начальника сыска он вытянулся во фрунт.

– Здравия желаю, ваше высокородие, – произнес он хорошо поставленным голосом, но не слишком громко, чувствуя, что пошел третий час ночи.

– Что стряслось?

– Ваше высокородие, в половину второго городовой Петров, несущий службу на Николаевской улице, проходя мимо Невского переулка, заметил темный мешок, лежащий у дома господина Ивановского. Решил проверить. Мешок оказался телом. Городовой доложился приставу, тот меня направил к вам.

– Убийство, – констатировал Путилин.

– Так точно…

ОТ УЛИЧНОГО МОРОЗНОГО воздуха в первое мгновение перехватило дыхание, и Иван Дмитриевич прикрыл нос меховым воротником, а под санями хрустел примятый снег, и фырканье лошади оглашало округу тяжелым дыханием, которое с каждым выдохом сопровождалось молочными клубами.

Улицы города были пусты, только на некоторых перекрестках горели костры для обогрева прохожих по давнему распоряжению обер-полицмейстера. Дрова закладывались в круглые решетки из железных прутьев. Почти у каждого костра находился городовой, который распоряжался, чтобы хозяева близлежащих домов выделяли дрова для обогрева бродяжного люда. Около полицейского жались к кострам несколько замерзших в рваной одежде, в рваных шапках или с завязанными платком ушами, дворовые голодные собаки с поджатыми хвостами вздрагивали от каждого движения людей и отскакивали в темноту при первом признаке опасности.

Иногда у таких костров стояли сани, извозчики подходили обогреться в ожидании седоков. В нынешнюю зиму, когда большие морозы обрушились на город, костры горели круглые сутки, даже чайные были открыты днем и ночью. По улицам несколько раз за ночь разъезжали конные патрули городовых или солдат. Они смотрели, не замерзает ли кто на улице: пьяный, заснувший извозчик или бедняк, у которого нет пятака на ночлежный дом.

В Невском переулке, подняв высокий воротник и спрятав руки в теплые руковицы, расхаживал, притаптывая снег, пристав Московской части 1-го участка подполковник Василий Евсеевич Тимофеев, приехавший тотчас же после получения сведения об убийстве неизвестного, хорошо одетого господина. Пристав угрюмым видом выказывал свое недовольство ночным вмешательством в спокойный сон. Это было удивительно, тем более что он сам послал за начальником сыскной полиции одного из городовых.

Путилин выбрался из тесных саней, где сидел вполоборота с городовым, остановившись у фонаря, в котором за не очень чистым стеклом на столбе стояла керосиновая лампа, дающая больше сумрака, чем света, начал разминать затекшие от неудобного сидения ноги.

– Здравия, Иван Дмитриевич, – услышал он простуженный голос пристава, огласившего вслед за словами улицу сухим кашлем.

– Думаю, вам, Василий Евсеевич, здоровья не помешало бы, – ответил на приветствие Путилин.

С год, или нет, поменее будет, весной, на набережной Лиговского канала были найдены трое убитых… Если бы тогда не шли проливные дожди, омывшие берега канала, их никогда бы не нашли, а так обнажилась из земли почерневшая рука, которую заметил полицейский. С этого и началось знакомство Ивана Дмитриевича и Василия Евсеевича. Последний проявил себя думающим, знающим свое дело чиновником, дающим толковые распоряжения. Он никогда не пытался переложить вину на подчиненных, а вставал, когда надо, на их защиту. За что был уважаем сотрудниками, но оставался неугодным вышестоящим начальникам. Однако полицмейстер 2-го отделения полковник Адриан Иванович Дворжицкий оставался доволен приставом 1-го участка Московской части.

– Вы правы, – Василий Евсеевич приложил к лицу платок, – немножко прихватило. Морозы доконали. А с нашими горожанами даже поболеть по-человечески невозможно, происшествие чуть ли не каждый день.

– Вот бы на время болезни начальника сыскной полиции преступления отменить, – Путилин подошел ближе и негромко добавил: – Я бы тогда, честно говоря, болел до отставки.

Пристав засмеялся хриплым сквозь кашель натужным смехом.

– Кто там у нас? – Путилин кивнул на убитого, черным мешком лежащего у стены дома.

– Судя по одежде, человек небедный. Но меня больше занимает вопрос, что он делал в этом переулке, рядом с каналом, славящимся людьми отнюдь не примерного поведения?

– Попробуем разгадать эту загадку. Позволите мне взглянуть?

– Да, да. Правда ваша, сегодня я вам не помощник, извините.

– Василий Евсеевич, перестаньте. Лучше пройдите в теплое место, чтобы окончательно не слечь, болезнь надо лечить, а не давать ей тело на растерзание.

– Хорошо, – согласился пристав, – если я понадоблюсь, пошлите за мной городового.

– Идите, Василий Евсеевич, я после полудня буду у вас и проинформирую об убитом и мерах, предпринимаемых мной в сторону розыска преступников, и том, чем можете вы мне помочь.

– Вы думаете, он был не один? – пристав имел в виду преступника.