Полицейский мост остался позади, как и Голландская Реформаторская церковь с изящными колоннами по фасаду. Мысли надворного советника катились непрекращающейся волной. Казалось, вот ниточка, за которую стоит только потянуть, ан нет, наоборот. Она запутывается в причудливый узел, и вновь стремление ее развязать становится непреодолимым. И так на новый круг в поисках очередного кончика, дающего толчок к новым познаниям дела.
Иван Иванович поправил поднятый воротник и взялся за медную, отполированную до блеска ручку. «Что может найти штабс-капитан на квартире у убитого?» — мелькнуло у него и пропало в хитросплетении других мыслей…
В ЭТО ВРЕМЯ господин Орлов, взявший в качестве понятых дворника и кухарку со второго этажа, стоял у двери, срывая бумагу с несколькими печатями.
— Я попрошу в квартире тишины, — он строго посмотрел на понятых, потом обратился к агентам, взятым помощниками на обыск: — Начинаем, как обычно, с левой стороны от входа и внимательно проверяем по кругу, потом следующая комната, и так далее.
— Понятно.
— Начинаем.
Орлов потратил на квартиру убитого шесть часов и только к первому часу пополуночи закончил проведение обыска. Он устал и видел, как были вымотаны помощники. Понятые с его позволения сидели на стульях, безучастно поглядывая на полицейских. Но мучения не были напрасными, в квартире найдены три тайника с весьма любопытным содержанием.
Штабс-капитан начал с гостиной, самой большой комнаты, но усилия были напрасны, в ней не нашлось ни единого потайного места, даже самого маленького намека на оное.
Спальня выдала первую тайну не сразу, только тогда, когда отодвинули неподъемную дубовую кровать, за спинкой которой и находился предполагаемый тайник. Там оказался потертый кожаный саквояж. Внутри обнаружились бумаги на покупку нескольких машин для типографских нужд — печатные и для резки бумаги — на имя некоего Ильина.
Когда проверили входной коридор, до этого не осматриваемый, нашли сразу два тайника — в одном двести тысяч рублей в двадцатипяти- и пятидесятирублевых ассигнационных билетах, источающих едва уловимый запах свежей типографской краски. Во втором — несколько паспортов на разные фамилии и документ с подробным описанием мест в банкнотах, на которые стоит обратить особое внимание, чтобы не было подозрения об их фальшивости.
Штабс-капитан ожидал все что угодно, но только не такого результата, и был крайне удивлен. Его лицо по мере нахождения потайных мест и их содержания не выражало удовлетворения, а наоборот, мрачнело. В те несколько лет, что он служил в сыскной полиции, он успел повидать многое: и изуродованные до неузнаваемости трупы, и мать, утопившую в отхожем месте только родившегося ребенка, и грабежи, в которых человек лишался жизни из-за нескольких медяков, и четырнадцатилетнюю девочку, которая совершила тройное преступление: кражу, поджог и убийство, соблазнившись хорошим платьем своей подруги, придушила ее, облила керосином и подожгла, а затем уже украла понравившееся платье, — и прочая, прочая мерзость, но чтобы чиновник, получавший немалое жалование, занялся противоправными делами…
К тому же потомственный дворянин! Не укладывалось это в голове.
Куда катится презренный мир?
Василий Михайлович теребил пальцами ус. Честь офицера и дворянина для него была не пустым звуком. Уроженец Смоленской губернии, которая испытала на себе и Литовское владычество князя Ягайлы, и нашествие польских орд короля Сигизмунда, и опричнину жестокосердного царя Ивана, не щадившего ни своих, ни тем более чужих, и грозную поступь войск маленького корсиканца, воспитывался отцом, отставным майором, в почитании царя и главное — Отечества, за которое и жизни не жалко. А про честь дворянина речь шла особая. Пусть режут тебя на куски, поднимают на кол, должен с честью смотреть в глаза врагам, и ни единого стона, ни единой слезинки не должно появиться на лице, показывающих твою слабость…
В последний раз штабс-капитан прошелся по комнатам квартиры, придирчивым недоверчивым взглядом окинул помещения, где ранее проживал надворный советник Левовский, преуспевающий чиновник Экспедиции заготовления государственных бумаг, словно что-то упустил при сегодняшнем обыске.
Теперь он мог бы прибавить еще много штрихов к идеалистическому портрету господина Левовского, заимствуя их из повествований его приятелей и чиновников Экспедиции. Но все они, увы, не знали главного — той изнаночной стороны жизни Сергея Ивановича, о которой никто даже не догадывался.
Глава пятнадцатая
Вторая сторона медали
— ЛЮБОПЫТНО, — ПРОТЯНУЛ ПУТИЛИН, адресуя это слово чиновникам по поручениям. Единственное слово, сказанное за прошедшие пять минут. Каждый из присутствующих был всецело поглощен услышанным.