— «В последний раз я видел Николая около 22 часов 17 апреля 1993 года. Я с ним не разговаривал, так как он от меня убежал».
«Не ладятся отношения сына с отцом».
— «Моя дочь Лариса потом мне рассказала, что у нее были три маленькие бутылочки. Или в день, когда Николай ушел, или за день до этого, он попросил у нее одну бутылочку и, налив в нее водку, куда-то унес… Насколько я знаю, мой сын был награжден медалью “70 лет Вооруженных Сил СССР”… С моих слов…»
Отпуская отца, Мортынов попросил:
— Что узнаете, где сын, сразу нам…
— Ладно-ладно…
Хотел сказать не «ладно», а «есть», но промолчал и добавил:
— Будьте осторожны…
— Эх, если бы…
«Хочет внушить нам, что сына уже нет в живых и чтобы мы его не искали», — подумал Мортынов.
Мортынов прошел в приемную милиции и позвонил в Калугу.
К телефону позвали Грищенко.
— Лариса, как там?.. Вторую пачку докуриваете?.. Представляешь, Аверин Николай в 1991 году проходил по изнасилованию… И лежал потом в психушке… Может, в картотеке пальчики сохранились?.. Тогда нужна срочно экспертиза… Как сам?.. Думал, сегодня отосплюсь, да подняли. Папашу привезли… Да нет, допросил и его…
8. Погружение в монастырскую жизнь
В этот день милиционеры пошли по адресам, где мог появиться Аверин. В Козельске к родственнице Авериных, Вере Андреевне, пришел участковый и показал ориентировку с портретом «убийцы», но Аверина помолчала-помолчала и пожала плечами: «Не знаю…»
Милиционеры шли по всем возможным адресам.
— Где-то он должен о себе дать знать, — говорил Зубов.
— А если вздернулся? — предположил Мортынов.
— Тогда все равно труп найдем…
— Вот именно, найди, если утоп… Всплывет лет через пять…
Теперь, когда все стало более или менее устаканиваться и появился верный подозреваемый, Мортынов мог передохнуть. Хотя он не очень рассчитывал на милиционеров, которые склонны пускать пыль в глаза и могли создавать видимость поиска, но все равно время работало на следователя. Виновник убийств должен проявиться.
Мортынов поехал в монастырь и ходил по нему, озирая его старинные стены и соборы, и невольно, может, в сотый раз, представлял путь перемещения убийцы, подельников, которые могли быть, думал, где бы они могли находиться, и видел, как монастырь ожил после шока на Пасху.
Обходил обитель, мельком поглядывая на трудников, возившихся на лесах вокруг Казанского храма, таскавших доски на стройку, на снующих послушниц, на пробегавшего всегда в делах игумена Мелхиседека, на женщину в черном, которая сидела у могилы убиенного иеромонаха, на милиционеров в воротах…
Выходил за стену и бродил по дорожке в скит. Прикидывал, на сколько километров тянется сосновый лес и куда мог уже уйти, убежать, уехать убийца, его подельники.
Заходил в скит, где мог отметиться «зверь», и число убиенных в монастыре бы выросло…
Он ходил вовсе не для того, чтобы еще что-то уяснить по делу, а скорее, чтобы заглянуть в иное. Туда, что существовало и имело огромную силу притяжения. Что создало этот приют благочестия вдали от городов на речке Жиздре. Что наполняло его десятилетиями, собиравшимися в века.
Он подошел к черте, к которой подходил в каждом деле, когда юридическая сторона прояснялась и отходила на задний план, а возникала потребность постичь иные глубины, которые, может, и повлекли события, призвавшие его к разбирательству, но посмотреть на дело с другой стороны, дальше узких интересов следствия, заглянуть в окружение участников событий, в прошлое доселе неведомого уголка, окунуться в его мир, чтобы ощутить недостающую при следовательской работе широту, полноту и глубину.
Знал, что оказался в намоленном уголке России, с которым связано много испытаний и людских судеб. Знал поверхностно, и это коробило. Даже охватившие по периметру монастырь стены с башенками могли говорить о многом, не говоря уже о каждой постройке внутри обители и в скиту.
Мортынов зашел в монастырскую лавку. На стеллажах блестели, золотились предметы церковной утвари, иконы с ликами святых, книги с изображениями церквей. К своему стыду, заметил, как отстал от жизни.
Спросил у послушника с козьей бородкой за стойкой:
— Что почитать посоветуете?
— Вот только привезли «Жизнеописание… Амвросия» Оптинского, — показал на книжку в яркой мягкой обложке.
— А кто это? — спонтанно спросил.
Послушник прокряхтел и сказал:
— Наш старец…
— А, припоминаю, мне говорили о нем… А еще что-нибудь?
— Вот церковные словари… — Послушник понял, как дядя безграмотен, и спросил:
— Это вы ищете убивца?
— Да…
— А найдете?
— Думаю, найдем. Шило в мешке не утаишь.
— Шило-то — да… А вот Меня убили…
— Делом Меня занимаются москвичи, — отрубил и сказал: — Дайте-ка мне этот и этот, — показал на талмуды. — И про старца…
Послушник проводил Мортынова с кипой книг долгим взглядом и перекрестил.
Мортынов прошел к воротам, поднялся в комнату в надвратной. Устроился в кресле в глубине комнаты.
Раскрыл первую книгу: