Убийство в соборе

Первым делом я хочу обратиться к обстоятельству, прекрасно обозначенному нашим предводителем Реджинальдом Фицесом, - к тому обстоятельству, что вы англичане и поэтому всегда болеете за того, кто оказался в меньшинстве. Таково истинно английское представление о честной игре. На наших глазах в меньшинстве оказался наш достойнейший архиепископ, лучшие качества которого я всегда глубоко ценил. Но так ли все обстояло на самом деле? Я взываю не к вашим эмоциям, но к вашему разуму. Вы люди умные, здравомыслящие, и в ловушку, подстроенную чувствами, вас не заманишь. Поэтому и прошу вас трезво взвесить предположительный ответ на два вопроса: чего хотел архиепископ и чего хотел король. Здесь ключ к проблеме. Король был в своих намерениях чрезвычайно последователен. В царствование покойной королевы Матильды и при незадачливом узурпаторе Стефане центральная власть в королевстве очень ослабела. Король стремился лишь к одному: восстановить ее, ограничить произвол на местах, всегда деспотический и зачастую своекорыстный, и изменить законодательство. Поэтому он решил, что Томас Бекет, успевший зарекомендовать себя чрезвычайно способным администратором (этого никто не собирается отрицать), должен объединить в своих руках власть канцлера и архиепископа. Если бы Бекет покорствовал королевской воле, у нас было бы почти идеальное государство: единение духовной и светской власти при центральном руководстве. Я хорошо знаю Бекета, неоднократно с ним сталкивался по самым различным делам и должен сказать, что никогда не встречал человека, настолько одаренного для службы на высочайших должностях. Но что же произошло? В тот самый день, когда Бекет, по королевскому повелению, стал архиепископом, он сложил с себя обязанности канцлера, он стал святей всех священников, он начал - недвусмысленно и агрессивно - вести аскетический образ жизни, он сразу же заявил, что есть высшая власть, нежели королевская, которую сам же на протяжении стольких лет и в борьбе со столь многими упрочивал. Он объявил, наконец, - Бог знает почему - эти две власти несовместимыми... Согласитесь, что подобные высказывания со стороны архиепископа будят в народе, вроде нашего, нездоровые настроения. По крайней мере, в этом и до сих пор вы со мной согласны, я читаю это на ваших лицах. И только средства, к которым нам пришлось прибегнуть на пути к праведной цели, вам претят. Никто не может сожалеть о необходимости прибегнуть к насилию сильней, чем мы. К несчастью, бывают эпохи, когда насилие становится единственным способом для осуществления общественной справедливости. В другую эпоху вы можете низложить неугодного архиепископа парламентским голосованием и казнить его как изменника с соблюдением процедуры - и никому не приходится мириться с тем, что его начнут называть убийцей. А в грядущем и такие, весьма умеренные, средства могут оказаться излишними. Но если вы теперь пришли к простому подчинению потребностей церкви интересам государства, то не забывайте, что именно мы сделали в этом направлении первый шаг. Мы послужили орудием при создании государства, которое вас в принципе устраивает. Мы служили вашим интересам и заслужили ваши рукоплесканья, и если на нас лежит какая бы то ни было вина, то вы делите ее с нами.

Первый рыцарь

Над словами Морвиля стоит призадуматься. Он, как мне кажется, сказал едва ли не все, что необходимо, для тех, кто был в силах следить за его изысканными рассуждениями. Но, так или иначе, у нас остался еще один оратор, и его точка зрения, думаю, отличается от уже изложенных. Если кто-то из присутствующих еще не убедился в нашей правоте, то, полагаю, Ричард Брито, отпрыск рода, прославленного своей верностью церкви, сумеет убедить и его? Прошу вас, сэр.

Четвертый рыцарь