— Да-а, — протянул Эдуард, нахмурив свои кустистые брови. — Вета должна… Уж кому-кому, а ей вся подноготная нашей семьи известна.
— Тогда я побегу, — воскликнула Аня, вскакивая с дивана.
— Адрес-то хоть знаешь?
— Нет, — сникла она.
— Она где-то в районе «Сокола» живет, но мне не известен даже номер дома… Но ты не расстраивайся! У матери где-то должен храниться адрес Голицыной, она на свою память не надеялась, вот и записывала… Она с молодости такая была, даже день моего рождения в календаре заранее обводила красным, чтобы не забыть… Так что на полках с книгами поройся, где-нибудь и отыщешь…
Аня коротко кивнула и понеслась к двери.
— Доберешься или мне шофера попросить, чтоб довез? — крикнул ей вслед Эдуард Петрович.
— Нет, я на метро, — выкрикнула она на бегу. — До свидания!
— До свидания, — пробормотал он ей в спину. Когда же и она исчезла за дверью, Эдуард нажал кнопку на новом телефоне и проговорил. — Андрюха, Шурика пригласи ко мне.
Не прошло и двадцати секунд, как Шурик появились пред очами своего босса.
— Ты старуху Голицыну с кладбища увозил? — поинтересовался Эдуард Петрович, откидываясь на мягкую спинку кресла.
— Я.
— Адрес помнишь?
— Волоколамка, дом с маленькими балкончиками, девятиэтажный, напротив подземного перехода, визуально помню, подъезд два, квартиры не знаю, но старуха говорила, что живет на четвертом этаже.
— Квартиру вычислим с пол пинка: самая облезлая дверь — Голицынская. — Эдуард Петрович побарабанил пальцами по столу, пожевал нижнюю губу — раздумывал, в итоге принял решение. — Давай-ка отвези меня туда. Только «Линкольн» не бери, лучше что-нибудь поскромнее, «Фордик» что ли… И свистни там Тимоху с Панцырем, пусть тоже собираются. Все, через двадцать минут будь готов.
Шурик понимающе кивнул и быстрым шагом вышел из кабинета.
Адрес старухи Голицыной Аня нашла в ящике кухонного стола. На клетчатом листе, вырванном из школьной тетради, было написано: «Волоколамское шоссе, дом 10, кв. 86 — Вета». Сунув бумажку с адресом в задний карман джинсов, Аня выбежала из квартиры.
Добралась до «Сокола» за сорок пять минут. От метро доехала три остановки на трамвае. Нужный дом нашла сразу. Это было добротное каменное строение в девять этажей, из тех, в которые во времена «развитого социализма» селили военных в чинах и партийцев средней руки. Аня чудом справилась с кодовым замком на двери (ткнула наугад, оказалось верно), вошла в просторный холл. Поднялась на одном из двух лифтов на четвертый этаж.
Дверь квартиры восемьдесят шесть была, не в пример соседним, обшарпанной, хлипкой, с покосившимся номерком, даже коврик на полу поражал ветхостью. Аня аккуратно вытерла об него ноги, надеясь, что он не рассыплется под толстыми подошвами ее ботинок, и позвонила. Раздалась оглушительная птичья трель (в самый раз для глухой старухи, такой звонок не проигнорируешь), но никто не открыл. Подождав минуту, Аня позвонила еще раз.
К ее удивлению никаких звуков из-за двери не послышалось. Странно… Куда могла податься больная старуха на ночь глядя? В магазин, аптеку? Что-то не верится, что в такую темень и гололед, Голицына рискнет выходить из дома…
Аня перестала терзать звонок — постучала. Никакого ответа. Только дверь, на которую она обрушила свой кулак неожиданно отошла. Открыто? Открыто, это стало ясно, когда Аня толкнула дверь посильнее и она, повинуясь ее толчку, распахнулась настежь.
Сначала Аня ничего не увидела — в большой прихожей было темно. Но потом, когда глаза немного привыкли к мраку, она разглядела очертания мебели, двери в комнаты, большой мешок на полу, наверное, с картошкой. В квартире пахло любимыми духами Голицыной, а еще какой-то сушеной травой, подгоревшей картошкой, сыростью и… кровью.
Аня медленно подняла руку, щелкнула выключателем. Помещение осветилось тусклым желтым светом. Теперь можно было разглядеть не только очертания, но и сами предметы: шкаф, зеркало, висящий справа от него светильник в форме уличного фонаря, кресло под потертым пледом, оленьи рога над комнатной дверью… Еще стало ясно, что то, что лежит в углу прихожей, не мешок с картошкой, это сама Лизавета Петровна.
Мертвая Лизавет Петровна!
И из ее груди торчит огромная деревянная рукоятка кухонного ножа.
Старуху убили! Зарезали!
Дежа вю! Дежа вю! Дежа вю! Дежа вю!
Боже! Еще одна старая женщина убита ножом… Только ее убили не в стиле «ретро». Нет, эту зарезали по всем законам жанра «экшн». Жестоко, грязно!
Аня с ужасом разглядывала труп несчастной женщины. Он был не таким чистеньким, как бабусин. Тело Голицыной походило на месиво: залитое кровью, израненное, истерзанное — было ясно, что убийца сначала нанес старушке несколько ударов, и только потом всадил нож в сердце.
Как, оказывается, одуряюще, отвратительно, мерзко пахнет кровь!
Зажав нос рукой, Аня начала пятиться.
Перешагнув через порог, развернулась, толкнула свободной рукой дверь и, не медля ни секунды, помчалась вниз по лестнице — про лифт она даже не вспомнила.