Она выбежала из подъезда. Ничего не видя вокруг, пронеслась по тротуару. Свернула к шоссе. Добежав до подземного перехода, нырнула в него, но не пошла на другую сторону дороги к остановке, а опустилась на грязную ступеньку лестницы — ноги перестали ее держать. Ее трясло, руки были ледяными, как и ноги, и нос, только слезы были горячими, они бежали двумя ручейками по лицу, скатывались на шею и впитывались в пушистую шерсть шарфа.
За что? — этот вопрос бился в Аниной голове, как попавшая в паутину муха. — За что убили бедную старуху? И почему именно сегодня?
Аня уткнула свой холодный нос в ладони и шмыгнула. И что ей теперь делать? Звонить в милицию? Да, конечно, поставить в известность стражей правопорядка просто необходимо, но пусть это сделает кто-то другой… Она ни за что не вернется в квартиру, умрет, но не вернется! И показаний давать она больше не будет — все рано сказать ей ничего, но менты так просто не отстанут. Прилипнут с вопросами, да еще скажут: «Что ты, девонька, слишком часто нам стала подбрасывать трупы убитых старух. Очень это странно!». И будут правы, это чертовски странно, только Аня тут не при чем…
Что же делать? Боже! Тут Аню осенило. Петр Алексеевич, вот кто ей нужен! Во-первых, он ее адвокат, значит, должен улаживать ее проблемы, во-вторых, он мужчина, а на кого, как не на мужчину можно положиться в такую трудную минуту, и, в-третьих, он сможет лучше нее объясниться с ментами.
Трясущимися от нетерпения руками она достала из кармана сотовый телефон. Немного помудрив с меню, нашла в телефонном справочнике номер адвоката (всего номеров было четыре: домашний, Моисеевский, Стасов и операторский, чтобы баланс узнавать), нажала клавишу дозвона. После четвертого гудка ответили:
— Ало.
— Петр Алексеевич, — закричала Аня в трубку. — Вы меня слышите?
— Прекрасно слышу. Кто это?
— Это Аня Железнова.
— Я слушаю вас, Аня, — приветливо, но немного удивленно проговорил Петр.
— Голицыну убили! Зарезали! Я нашла ее! И я не знаю, что делать…
— Где вы? — деловито осведомился он.
— Я в переходе. Рядом с ее домом. Это Волоколамское шоссе…
— Я знаю ее адрес. Ждите, через двадцать минут буду, — бросил он и отключился.
Аня убрала телефон, уткнула голову в колени, закрыла глаза и стала считать до тысячи двухсот, по ее подсчетам именно через тысяча двести секунд должен приехать ее спаситель — Петр Моисеев.
Он опоздал на какие-то пять минут, но, когда прибежал к переходу, девушка уже была на грани истерики. Она, скрючившись, сидела на грязных ступеньках лестницы, тряслась, как осиновый лист, икала, бормотала какие-то цифры. Его она даже не заметила.
— Аня, — позвал ее Петр, легонько тронув за плечо.
— Тысяча пятьсот, тысяча пятьсот один, ты…
— Аня, Аня, вставайте, — строго сказал он и сильно встряхнул ее.
— Вы опоздали.
— Да, я не рассчитал времени, извините.
— Она там. — Аня махнула рукой в сторону домов. — Лежит в прихожей. Вся в крови…
— Вставайте, — мягко сказал он, подхватывая ее под локоть.
— Я туда не пойду, — панически выкрикнула она, отстраняясь. — Там пахнет кровью!
— Я вас и не заставляю. Просто вы должны встать, потому что на холодном сидеть вредно…
— Я могу ехать домой?
— Нет, вы посидите в моей машине, успокоитесь. Потом я отвезу вас.
— А вы? — Она вцепилась в его руку. — Куда вы сейчас?
— Я поднимусь в квартиру и вызову милицию.
— Не ходите! Там страшно… — Ее опять начало трясти. — Давайте лучше вызовем милицию отсюда. У меня телефон есть…
— Аня, пойдемте к моей машине, — Петр силой поднял ее со ступенек. — Я пробуду там недолго. А вы за это время успокоитесь.
— Не долго… Знаю я, как недолго… Они прицепятся, как клещи… — Бормотала девушка, когда Петр вел ее к своему «Пежо 607».
Когда дошли до машины, он открыл переднюю дверь, усадил ее на сиденье, вынул из бардачка купленную по пути фляжку с коньяком, из кармана конфетку «Красный мак» (любимый конфеты, ими были набиты все Петины карманы), протянул ей и то и другое.
— Выпейте пару глотков. Вам надо согреться и успокоиться.
Девушка безропотно взяла фляжку, но от конфеты отказалась — наверняка, от вида пищи, пусть даже такой несерьезной, ее мутило.
Петр больше не стал с ней препираться, он молча кивнул ей, закрыл дверь и побежал к подъезду.
Дверь Галицынской квартиры он узнал сразу, еще не видя ее номера, потому что все остальные были новыми, крепкими, с большими оптическими глазками (дом престижный, всех бедняков отсюда отселили более удачливые соотечественники) и только ее поражала своим затрапезным видом. Петр подошел к ней, несколько раз позвонил, на случай если соседи подглядывают в свои глазки, после чего вошел, но дверь оставил приоткрытой.