Убийство в субботу утром

Сейчас он думал, что тогда вел себя глупо. Ему следовало принять деньги от ее родных и облегчить жизнь им обоим. Не надо было скандалить с Нирой по поводу каждого нового платья, которое она покупала на их деньги. Но тогда у него были принципы, с горечью подумал он, дурацкие принципы, мешавшие жить. В любом случае брак нельзя было спасти; он с самого начала был обречен. Он не испытывал к Нире ни любви, ни привязанности. Вид ее растущего живота в первый год их семейной жизни ничего для него не значил; это просто была цена, которую обязан платить человек ответственный и порядочный. Никто не подозревал, как глубоко ему ненавистна вся эта ситуация. Даже его мать не понимала, как страдал ее младший сын, когда женился на забеременевшей от него единственной Дочери преуспевающих родителей польского происхождения. Она стала подозревать что-то лишь после рождения Иувала, потому что признаки были знакомы ей слишком хорошо: холодная вежливость, сдержанность и время от времени — взрывы, которых она не наблюдала с тех пор, как он ушел из дома.

Он сразу отверг все попытки Ниры давать ему советы. В тот период он считал, что сумеет написать диссертацию, работая на полной ставке. Он отверг предложение занять вакансию помощника преподавателя, потому что жалованье было слишком низким, чтобы оплачивать раздельное проживание и содержание, которого безжалостно требовала Нира, поэтому он пошел работать в полицию. Его послали на курсы следователей, потом на офицерские курсы, и в конце концов он попал в отдел по особо тяжким преступлениям, расследовал убийства, а вопрос о диссертации отступал все дальше и дальше.

При новом образе жизни было невозможно написать что-нибудь, а когда его будили среди ночи, чтобы он приехал взглянуть на труп, тема ремесленных гильдий Средневековья начинала казаться жутко скучной и безжизненной. Наблюдая вблизи нищету и страдания, грязь и боль, он начинал понимать по-новому смысл выражения «башня из слоновой кости». Он знал: чтобы посвятить себя написанию диссертации, вернуться в замкнутый академический мир, ему необходимо будет оставить службу в полиции. Все чаще он ощущал, что стремление вернуться в университет было искусственным, что его настоящее место — не на историческом факультете; но в иные моменты, вот как теперь, с отчаянием думал, что его полицейская служба бессмысленна и что спасение он найдет лишь среди гильдий, Средних веков, в стенах исторического факультета.

Была половина седьмого, когда он допил совершенно остывший кофе, собрался с духом и медленно, тяжело поднялся, чтобы ехать в дом Нейдорф. Вряд ли стоило просить ее дочь приезжать в Русское подворье в день похорон, тем более что она была свободна от малейших подозрений — лучшего алиби не придумаешь; но мысль о возвращении в элегантный дом в Немецкой слободе с абстрактными картинами на белых стенах вызывала у него глубочайшее отвращение.

Отворилась дверь, и Цилла с энтузиазмом объявила, что судебный ордер будет готов уже завтра.

— Шорер потянул за все ниточки, — гордо сказала она, как будто тот оказал ей личное одолжение; а сейчас, пока Михаэль съездит домой к Нейдорф, она попробует связаться с теми гостями с вечеринки, кого еще не застала. — Мэнни сейчас в комнате для допросов, — сообщила она, — вместе с первым из них по списку — Розенфельдом. У него такой идиотский вид с этой сигарой!

Михаэль подивился, откуда у нее столько энергии. Он чувствовал себя старым, вымотанным, а кроме того, ужасно хотелось спать.

Он вышел из кабинета, натянул куртку, устало махнул рукой Эли, который собирался опрашивать еще одного гостя с вечеринки, попросил его передать материалы Цилле в конце дня и созвать общее совещание на следующее утро. Эли обещал все сделать после дознания, но прибавил, что лучше бы все же Михаэлю самому все сказать Цилле.

— Координатор-то она, — сказал он, иронически улыбаясь. — А я должен получать от нее указания, так ведь?

Михаэль не стал спрашивать, что тот имел в виду; он чертовски устал от игр, в которые играли между собой Эли и Цилла. Все было бессмысленно; и вообще, в итоге они никого не отыщут и выяснится, что она покончила с собой, а пистолет унесли феи. Ну и пусть, шло бы оно все подальше, подумал он.

Ему пришлось собрать последние силы, чтобы отделаться от напористой молодой репортерши, караулившей его возле машины в надежде получить эксклюзивное интервью для женского издания. Она отчаялась поймать его по телефону, умоляюще произнесла девушка; она ждет здесь целую вечность; пожалуйста, всего несколько слов… Михаэль вежливо извинился, сказал, что спешит, и переадресовал ее к пресс-секретарю — у него она получит всю информацию о данном деле.

— Но меня не интересует полицейская точка зрения. Я хотела написать о вас. Личностный взгляд. Глубинный портрет. Вы кажетесь интересным человеком, я уверена, что публике будет захватывающе любопытно прочесть о психологии знаменитого детектива.