Убийство в субботу утром

— Мне жаль, — сказал Михаэль, забираясь в машину. При этом он успел оценивающе обозреть ее длинные стройные ноги, удивиться, как ей не холодно в такую погоду в тонких туфлях, и прикинуть, какова она, с таким темпераментом, в постели. — Мне запрещено давать интервью, пока я веду следствие. Попробуйте позже, когда все закончится, если желаете, — любезно добавил он.

— А когда, по вашей оценке, это произойдет? — спросила девушка и нажала кнопку диктофона, который держала в руке.

Михаэль поднял палец в потолок, завел мотор и ответил, поворачивая руль:

— Спросите Его, если сможете дозвониться.

12

— Да, — отозвалась Нава Нейдорф-Зехави, прижимая к плечу младенца и поддерживая его головку одной рукой. Гиллель мягко забрал малыша у нее из рук и вышел из комнаты. До сих пор все его попытки разлучить мать и дитя терпели неудачу.

— Она цепляется за него изо всех сил. Не думаю, что вам удастся сегодня от нее чего-то добиться, — предупредил он Михаэля, когда открывал ему дверь.

Только когда Михаэль спросил, встречалась ли Ева Нейдорф за границей с кем-либо, помимо членов семьи, Нава обратила внимание на сидящего перед ней человека. Хотя раньше она вежливо поздоровалась с ним и выразила желание оказать полиции помощь в поисках виновного, «кто бы он ни был», никакого интереса к тому, что Михаэль им рассказывал, она не проявила. Беседу главным образом поддерживал ее брат Нимрод. Его поразило, что в дом проник чужой. Нет, он не удивился, когда увидел беспорядок в кабинете матери, решил, что это полиция обыскивала дом. На этот счет он отнес и разбитое окно в кухне.

Пристальный осмотр показал, что не были украдены ни картины, ни какие-либо другие ценности. Что до драгоценностей, сказал Гиллель, надо проверить, что лежит на хранении в депозитной банковской ячейке.

Михаэль добросовестно все записывал. По прошествии часа он наконец поведал им о пропавшем списке пациентов и адресной книжке. О тексте лекции умолчал.

Гиллель подпрыгнул на стуле, в возбуждении взмахнул руками и почти завопил:

— Нава, ты слышала? Ты понимаешь, что он говорит? Значит, не совпадение, что…

Но Нава так испугалась, что он немедленно умолк, подошел, уселся рядом и стал поглаживать ее по руке. Тогда Михаэль и спросил, встречалась ли доктор Нейдорф с кем-либо вне семейного круга.

— За все то время, что пробыла у вас, — подчеркнул он и взглянул Наве в глаза, когда та сказала «да» и в первый раз залилась слезами.

Нава всхлипывала, как ребенок. Михаэль терпеливо ждал. Все молчали, покуда молодая женщина не успокоилась немного; тогда заговорил Гиллель:

— Она возвращалась через Париж и задержалась там на сутки. Я сам покупал для нее билеты. До этого момента она не встречалась ни с кем, кроме нас. Она приехала только для того, чтобы побыть с Навой во время родов. Прибыла за два дня до рождения малыша, была страшная спешка, она помогала готовить комнату для ребенка, потом у Навы начались роды, и она была все время с нами в больнице. — Он потрепал жену по руке. — Роды длились много часов. Нава провела в больнице неделю. Всю эту неделю мы с Евой постоянно находились вместе. Мы посещали Наву, готовили одежду для малыша и все остальное. Вечерами Ева работала над лекцией, которую собиралась читать в субботу, когда…

Он остановился и с опаской посмотрел на Наву. Та перестала плакать, полные горя глаза покраснели. Внезапно она стала очень похожа на своего младшего брата, сидевшего на другом конце того самого светлого дивана, на котором Михаэль сидел вечером в субботу. (Неужели это было только позавчера? — подумал он.) Брат и сестра уставились перед собой, на лицах читался гнев, и Нава Нейдорф наконец начала что-то соображать.

— Я плохо поняла, что вы здесь говорили. Вы говорили, что, — она сглотнула и сделала глубокий вдох, — что причиной смерти моей матери была ее работа?

— Из-за лекции? — подхватил Нимрод. — Вы говорите, что все случилось из-за лекции?

Михаэль рассказал им о пропавших экземплярах лекции, о безрезультатных поисках в Институте.

— Может быть, — спросил он, — она оставила один экземпляр в вашем доме в Чикаго?

Они переглянулись. Нимрод задержал дыхание, напряженно переводя взгляд с Навы и Гиллеля на Михаэля и обратно. Нет. Ничего не оставляла. У них большой дом в пригороде. Ева жила в отдельном крыле с собственной ванной комнатой. «Так что она могла немного передохнуть», — сказал Гиллель. Они в глаза не видели этой лекции. Если и оставались черновики, приходящая прислуга, должно быть, их выбросила.

— Никаких шансов, — заявил Гиллель. — Вы не представляете, какой аккуратисткой была Ева.

Нимрод покачал головой и хмыкнул. Гиллель взглянул на него и умолк.

— А что с этим рейсом на Париж, о котором вы упомянули? — спросил Михаэль. — Вы что-то собирались сказать?

Гиллель снял очки и потер глаза. Затем сказал: