Убийство в Верховном суде

Кандидатуру Поулсона на должность председателя Верховного суда, после выдвижения ее президентом Джоргенсом, энергично, подчас бурно обсуждали в процессе утверждения. Его дело подробно, исчерпывающе исследовали в ФБР, потом сенат провел собственную проверку, все время держа его самого и семью в величайшем нервном напряжении. Поулсону стало известно и то, что президент распорядился провести для себя лично секретное изучение его досье силами работников Налогового управления и даже, поговаривали некоторые, ЦРУ. Но еще до обнародования своего выбора Джоргенс приглашал его несколько раз для долгих, основательных бесед, прежде всего с целью сопоставления взаимных точек зрения на различные политические и социальные проблемы. Очевидно, взгляды Поулсона совпали в основном с представлениями президента о том, какими убеждениями должен руководствоваться председатель высшего судебного органа страны и какие принципы должен отстаивать в деятельности судебной системы.

Приглашенный для показаний в Юридический комитет сената в процессе предшествующих утверждению слушаний Поулсон попал под энергичный, жесткий, подчас открыто неприязненный — в зависимости от позиции спрашивающего — перекрестный допрос. Один сенатор-либерал выразил беспокойство по поводу того, сумеет ли руководимый Поулсоном Верховный суд действовать самостоятельно и независимо от новой администрации. На это кандидат в председатели ответил так: «Видите ли, сенатор, я — человек со всеми слабостями и недостатками, присущими людям вообще и уважаемым членам сената в частности. Но в то же время я целиком посвятил свою жизнь работе на юридическом поприще, ибо для меня закон превыше всего. Не имея законов, наше с вами общество не могло бы существовать как цивилизованное общество. Да, на моем жизненном пути неоднократно возникали ситуации, когда личные убеждения вступали в прямое противоречие с куда более важными требованиями закона, и в каждом из этих случаев закон одерживал верх. Так будет и впредь, если меня утвердят на пост председателя Верховного суда Соединенных Штатов Америки».

В тот момент Поулсон искренне верил в правоту каждого произнесенного слова.

— Прошу информировать меня ежедневно о прохождении этого дела, — без обиняков приказал Джоргенс.

— Непременно, господин президент.

— Как насчет Коновера, Джонатан? Он, я больше чем уверен, проголосует в пользу истицы.

— Скорее всего, господин президент.

— Пошлый старый дурак!

На эту реплику президента Поулсон подчеркнуто промолчал. При всей нелюбви лично к Темплу Коноверу, его образу жизни и антипатриотичным, по мнению Поулсона, либеральным заблуждениям, его нельзя было не уважать за твердость и принципиальность.

— У вас есть другие вопросы ко мне, господин президент? — спросил он.

— Есть, Джонатан, — дело Сазерленда. На каком оно этапе?

— Я просто не знаю. Мы в Верховном суде можем лишь содействовать работе органов расследования, которые занимаются данным делом…

— Мне о нем докладывали. И то, что я узнал из доклада, мне, должен сказать прямо, совершенно не понравилось.

— Что конкретно, господин президент?

— До убийства этот подонок, оказывается, изловчился достать компромат на целый ряд людей.

— Этот факт достоин сожаления, которое все мы разделяем. Я лично с самого начала решительно протестовал против его зачисления в штат моим сотрудником.

— Так почему же его все-таки взяли?

Услышав вопрос, Поулсон отшатнулся, как от удара. Это и был удар ниже пояса. Причина, по которой он принял Сазерленда к себе, была президенту прекрасно известна, поэтому своим вопросом он просто-напросто ставил Поулсона на место. Но не ответить президенту страны он не смел.

— Вам, несомненно, известно, как активно добивался этого места его отец. Кроме того, каковы бы ни были личные качества Сазерленда-младшего, нельзя не признать его очевидной одаренности. Во всяком случае в мою бытность в суде ему не было равных по умению квалифицированно составить справку по делу. Разумеется, знай я в ту пору о другой стороне его личности…

— Задним числом все мы умные, поэтому не будем напрасно тратить время, Джонатан. Жаль только, что вы не смогли побыстрее разглядеть, что творится у вас под носом, в вашей собственной канцелярии. А когда наконец разглядели, было поздно — хлев простоял открытым черт-те знает сколько времени…

— С моей точки зрения, сэр…

— Мало того, что разразившийся скандал, будь он неладен, затронет ряд проводимых администрацией секретных программ и даже отдельные аспекты национальной безопасности, — его лицо налилось кровью. — Своими действиями этот сопляк уже, возможно, скомпрометировал, пока, слава Богу, без огласки, не только руководство наших разведывательных учреждений, но и мой собственный аппарат. В сегодняшней сводке ЦРУ написано черным по белому, что добытые им… через отца… материалы — угроза вполне реальная!

Внезапно президент вскочил на ноги, и лицо его расплылось в улыбке. Обойдя стол, он одобряюще похлопал Поулсона по спине. И снова все было при нем, все составляющие незаурядного обаяния: заразительная улыбка, теплота, подкупающее дружелюбие.