Убийство в «Зеленой мельнице»

— Не соизволят ли джентльмены сопроводить нас к столу? — осведомилась Фрина, и Берт впервые в жизни отставил недопитое пиво.

Фрина взяла его под руку. Сес осторожно вел Дот, благоговея от близости столь высокой моды.

— Отлично выглядите, мисс, — растягивая слова, похвалил Сес. — Даже и не знаю, когда я видел вас такой хорошенькой. Этот коп просто счастливчик.

Дот зарделась. Берт поддержал:

— Точно, мы с приятелем просто раздавлены вашей красотой. Мы не привыкли обедать с такими чудесными созданиями, а, Сес?

— Точно. — Сес, улыбаясь, взглянул на Дот, и та снова вспыхнула.

Господин Батлер принес Берту новый бокал пива, поскольку тот презирал любые вина, именуя их «пойлом», как и Сес, хотя последний признавался в пристрастии к араку.

— И где же это ты пробовал арак? — спросила Фрина, когда подали суп — куриный бульон. Он был прозрачным, горячим и в меру подсоленным.

— На войне, мисс. Мы выменивали его у турок на медицинский спирт.

— Ах да, ведь вы оба побывали в Галлиполи, верно? Думаю, что у нас найдется и арак. По мне, так у него вкус конфет из анисовых семечек, а это на любителя.

— А я вообще не люблю лакрицу и все такое прочее, — заявил Берт, за обе щеки уплетая суп, однако не хлюпая и не проливая ни капли.

— А я когда-то любила такие конфеты, — призналась Дот. — Мне-то как раз и давали лакричный жевательный мармелад, но, к счастью, я его обожала.

— В школе от тебя была бы немалая польза, Дот; я обычно скармливала его собаке садовника. Похоже, он ей нравился.

— Как поживают девочки? Джейн и моя маленькая подружка Рути? — спросил Берт.

Он принял самое деятельное участие в спасении Рут от домашнего рабства, а ее желание стать поваром отзывалось радостью в самых дальних уголках души Берта, который изрядно поголодал в своей жизни.

— У них все в полном порядке. Меня только что просили приехать на вручение призов в конце года. Думаю, Джейн получит награду по математике. А Рут всех обошла в плавании. Если не считать нелюбовь к учительнице музыки, они довольно весело проводят время. Хоть мне и странно иметь дочерей, я рада, что они у меня появились. Очень интересные дети.

Принесли пудинг в окружении овощей — совершенный образец пудинга, без малейшей трещинки. На некоторое время Берт и Сес умолкли, поскольку такой шедевр, как пудинг госпожи Батлер, не следовало портить разговорами.

Немного погодя Берт отложил вилку и вздохнул.

— Каждый раз, когда я его ем, мне кажется, что это лучший мясной пудинг на свете, — сказал он. — Наша хозяйка печет хорошо, но госпожа Батлер делает это все лучше и лучше.

Господин Батлер принял это к сведению и снова наполнил стакан Берта. Затем подали фрукты и сыр, выставили кофейные чашки, гости откинулись на спинки стульев, а господин Батлер, порывшись в своих запасах, принес пастис, очень похожий на арак. Дот взяла бокал, Сес тоже, Фрина же предпочла портвейн. А Берт остался верен пиву.

— Закуривайте, господа, у меня есть некоторые трудности, — сказала Фрина.

— Я так и думал, что нас позвали не за красивые глаза, — заметил Берт, извлекая из кармана кисет и папиросную бумагу — Но ради такого обеда я готов поговорить о чем угодно.

— Я пытаюсь найти одного человека, — медленно произнесла Фрина. — Когда он уходил на войну, выглядел он вот так.

Она через стол передала фотографию Виктора Фримана Берту.

Он долго смотрел на снимок, затем передал его Сесу.

— Ох ты, я тоже когда-то был таким молодым, — сказал Берт. — А, старина? Ушел воевать таким же. В глазах огонь — герой да и только.

Он привычным движением лизнул папиросу, помедлил, затем нащупал спички.

— Он был в Галлиполи, вернулся домой контуженый и раненный в голову шрапнелью. После этого он переменился. Не выносил шума. Ссорился со своими родственниками, точнее говоря, со своей противной мамашей. И в конце концов ушел — отправился в горы, чтобы остаться там в одиночестве; с двадцатого года о нем ничего не известно. Почему он ушел?

Берт прикурил папиросу и уставился на стоявший у камина пышно-зеленый адиантум.

— Знаете, кому попало мы бы не стали об этом рассказывать. Но вы умная. Вы должны понять, что это такое, — неохотно начал Берт. — Это был ад. Не забывайте, мы были очень молоды. Мне было восемнадцать, Сесу… Тебе сколько было, дружище?

— Семнадцать.