Убийца

Начальник сыскной полиции Густерин, с двумя помощниками, принялся за разборку трех томов, составляющих дознание о различных зверствах и преступлениях бродяги, именующегося Макаркою-душегубом. Лет восемь назад этот Макарка исчез с горизонта воровского Петербурга, и сыскная полиция предала память о нем забвению. И без Макарки в трущобах Вяземской лавры, Горячего поля, Обводного канала, Таирова переулка и у застав много разных громил и душегубов, требующих бдительного полицейского ока.

И вдруг… опаснейший враг общественной безопасности, самый отчаянный головорез-каторжник оказывается не только в столице, но вращается в обществе, в одной из почтеннейших сфер торговли и промышленности, среди видного, именитого купечества и пользуется чуть ли не почетом, уважением. Густерин смутно припоминал, как этого зятя Петухова ему представили как-то на купеческом балу, и он прошелся даже с ним под руку по зале. Этот Куликов был принят в лучших купеческих домах и со многими представителями заводской промышленности был даже дружен. И что же?! По-видимому, этот почтенный зять фабриканта на самом деле первый петербургский злодей, каторжник, душегуб?! Но возможно ли?! Так ли?! Полно! Не попали ли мы на ложный след? Это ведь невозможно. После этого окажется, что среди миллионеров-тузов нашей биржи и рынка найдется тоже какой-нибудь не помнящий родства душегуб!

Густерин раскрывал тома, перелистывал тетради.

– Не угодно ли: Макарка судился несколько раз, был наказан плетьми, совершил много побегов, ссылался в каторгу и теперь вдруг… купец, заводчик, богатый человек, зять Петухова. Нет, это глупости. Не может быть.

– Позвольте заметить, ваше превосходительство, – произнес один из помощников, – что подобные превращения преступников в людей с солидным положением вовсе не редкость. Не только за границей, но в Одессе, Риге, Варшаве еще недавно…

– Это там, но не в Петербурге! Там нет Густерина! Я не допускаю, чтобы у меня можно было проделать такую штуку, чтобы я гулял под руку на балу с бродягой…

– Но этот бродяга попал на бал! Очевидно, вы не могли предположить…

– Постойте, но у нас, кажется, имеются сведения о смерти Макарки-душегуба?

– Никак нет… Он скрылся после убийства семьи Смирновых и Алёнки. С тех пор мы не имеем о нем никаких сведений.

– Сколько же числится за ним убийств!

– Нам известны только шесть эпизодов, но имеются указания на гораздо большее число. Происхождение Макарки составляет непроницаемую тайну. Нам не удалось выяснить не только его прошлого, но даже настоящего имени. Рубцы на спине и какие-то выжженные знаки на левой руке указывали на то, что он побывал на каторге, но когда, как и при каких условиях – неизвестно. В Петербурге он дебютировал убийством купца Сашина. Ваше превосходительство, помните это дело? Он явился к Сашину и предложил сделать выгодную покупку в Старой Руссе… Сашин поехал с ним, захватив деньги… Макарка завел его в лес в версте от станции железной дороги и убил, ограбив все ценное… Мы схватили его в ночлежном доме на Обводном… Он был приговорен к каторге на двенадцать лет и бежал из дома предварительного заключения… Тогда этот Макарка был еще молодой человек… Второе злодеяние его было летом в окрестностях дачной местности Серпево… Он, в компании с двумя товарищами, повесил в парке гимназиста. При дележке добычи злодеи поссорились и вдвоем повесили своего третьего товарища. Макарка вместе с товарищем попался и снова был приговорен в каторгу… Наконец, убийства Смирновых и Алёнки были последними его выступлениями.

– Как же он бежал после второго приговора?

– С этапа, близ Урала…

– Позвольте, неужели личность Макарки ни разу не была установлена как следует?

– Ни разу… Да это и невозможно… Он никогда не откроет своего настоящего имени, потому что наверняка за ним числятся подобные же дела в других городах и местечках.

Густерин заложил руки в карманы брюк и нервно стал ходить по кабинету.

– Из Орла нет телеграммы? – спросил он после долгой паузы.

– Никак нет, ваше превосходительство…

– Черт возьми, что за каша! А вдруг мы ошибаемся? Хорошенькая ошибка будет, нечего сказать! Явиться к почтенному коммерсанту и сказать: «Не Макарка ли ты, братец, душегуб?» Приятно, я вам доложу, если он докажет свое алиби… Наличность Куликова в Орле еще ничего не доказывает!.. Может быть, у мещан есть двадцать однофамильцев!.. Нет, воля ваша, я думаю отказаться от этой каши! Какие-то Степанов и Павлов могут заблуждаться и ошибаться, но мне, Густерину, которого знает вся Европа, непростительно разыграть глупейшую комедию.

И он опять нервно зашагал по кабинету.

– Но орловский Куликов говорит, что он продал свой паспорт в этапе именно Макарке.

– Так что ж? Значит, все Куликовы сделались Макарками? Ну, продал! Да где же указание, что тот арестант и наш петербургский заводчик одно и то же лицо? Нельзя же с бухты-барахты предъявлять подобные ужасные подозрения и обвинения.

– А совпадение у следователя? Коркина прямо в глаза назвала этого Куликова убийцей мужа, Макаркою-душегубом.