Убийца читал Киплинга (Где и заповедей нет)

— Да, мистер Алекс! Именно это я хотел сказать. Более того, генерал рассчитал, что, находясь здесь, вы, мистер, станете главным свидетелем. Когда завтра явится Пламкетт и войдет в павильон, генерал хочет быть один, вручить ему после небольшого словесного сопротивления и требования гарантий в виде слова чести или чего-то подобного деньги, а когда тот повернется, чтобы уйти, вытащить из ящика приготовленный револьвер и убить его, а потом сказать, что держал при себе оружие, поскольку были письма с угрозами, а двести тысяч фунтов предназначались Каролине. По этой причине, в частности, он изменил завещание в вашем и мисс Бекон присутствии. Генерал все запланировал с «оптимальной точностью», это его любимое выражение, и я бессилен отговорить его от задуманного шага, хотя глубоко убежден, что план провалится.

— Так… — нахмурив брови, протянул Джо. — Во-первых, не сомневаюсь, что наш шантажист не настолько глуп, чтобы лезть в ловушку, не приняв мер предосторожности: во-вторых, генерал достаточно стар, у него дрожат руки. Если ему не удастся покончить с тем человеком одним выстрелом или, скажем, он только его ранит, тогда скандал примет действительно уголовный оттенок. Английский закон безжалостен к тем, кто стреляет в безоружного, не ожидающего нападения человека. Причем, не является смягчающим обстоятельством то, что противник генерала — бандит и шантажист. А тот факт, что генерал убил, чтобы заставить навеки замолчать того, кто мог бы его скомпрометировать, фатальным образом повлияет на общий ход расследования. Кроме того, убийство — это вообще не решение, которое можно брать в расчет.

— Разумеется, но генерал придерживается иного мнения. Он считает, что шантажист — самая мерзкая разновидность рода человеческого и должен быть истреблен, как паразит. Он утверждает, что человек может сам вершить правосудие в тех случаях, когда закон бессилен, а человек уверен в порядочности своего поведения… Он старый и упрямый, мистер Алекс. Я не сумел его переубедить. Думаю, он уверен, что окажет человечеству благодеяние, убив Пламкетта. «Одной мразью меньше, Чанда! — сказал он мне, — и этим все оправдано. Если бы во времена моей молодости в нашем полку объявилась такая крыса, его принудили бы к самоубийству, чтобы дело не выплыло наружу. Наши законы дегенерируют, а потому растет процент ничтожеств!»

— Гм… — Джо покрутил головой, — не хочу сейчас распространяться о воззрениях генерала Сомервилля на человеческую справедливость. Из сказанного вами я делаю вывод, что вы обратились ко мне в поисках выхода из этой ситуации. Речь идет о том, чтобы Пламкетт не стал мишенью для генерала Сомервилля, но чтобы и генерал не пал жертвой шантажиста… Ну, и наконец, чтобы он не узнал, что вы раскрыли мне его планы. А как все это сделать? Он отвел вам какую-либо роль в предстоящем деле?

— Да. С одиннадцати часов я должен быть у круглого окошка на крыше. Из него видны море и павильон. Как только я замечу яхту или моторную лодку, приближающуюся к нашему причалу, я должен завесить окно белым платком. Солнце ярко освещает это место, и платок будет прекрасно виден издали. Зрение у генерала превосходное. После моего сигнала он в полной готовности будет ожидать появления Пламкетта в павильоне.

— Святая наивность… — проворчал Алекс. — Действительно, необходимо это предотвратить, — усмехнулся он. — Есть ли у вас план, который позволил бы одновременно не допустить Пламкетта к генералу Сомервиллю, вынудить его к молчанию, избежать потери двухсот тысяч фунтов и сохранить у генерала веру, что вы не предали его?

К удивлению Джо Чанда ответил:

— Да, такой план я продумал, но он невыполним без вашей помощи.

— Слушаю вас.

— Я исхожу из того, что борьбу с господином Георгом Пламкеттом можно вести лишь тем же оружием, каким пользуется он сам. В преступных кругах имя мистера Алекса хорошо известно. Если бы вы встретили его у причала и поговорили с ним, он, надо полагать, понял бы, что, шантажируя генерала Сомервилля, может потерять большее, чем деньги. Одновременно с вашим разговором с Пламкеттом я зашел бы в павильон с известием, что на горизонте не видно ни лодки, ни яхты. Я убедил бы генерала, что, по всей видимости, наш шантажист отказался от своего намерения. Со временем все потихоньку забылось бы.

— Мне кажется, что вы слишком превозносите мою скромную персону… А что будет, если Пламкетт не испугается меня, а я не найду аргументов, которые заставили бы его отказаться от своих гнусных планов?

— Тогда… — Чанда замялся. — Я думаю, что тогда единственным выходом будет, если вы вручите ему двести тысяч фунтов.

— Но ведь деньги генерал Сомервилль берет с собой в павильон, если я вас правильно понял?

— На всякий случай я приготовил четыреста тысяч долларов в стодолларовых банкнотах, так как господин Пламкетт хочет получить сумму исключительно в американской валюте.

— А, значит, вы все продумали заранее!