Убийца где-то рядом... Смерть в белом галстуке

— Доктор Кэртис утверждает, — сказал Фокс, — что он был задушен, в этом нет никаких сомнений. Они обнаружили, — тут Фокс стал зачитывать по своему блокноту, — «пятна Тардье под висцеральной плеврой и эпикардом; признаки жирового перерождения сердца; кровь потемневшая и чересчур текучая…».

— Ладно, ладно, — отмахнулся Аллен. — Это пропустите. Фокс, простите, ради Бога. Продолжайте.

— Далее, сэр, они склонны думать, что положение было усугублено состоянием сердца. Можно даже сказать, это облегчило ему уход, да?

— Да.

— Да… Если не считать рубца на виске, доктор Кэртис говорит, что никаких следов на лице нет. На слизистой оболочке в передней части неба некоторый излишек крови с последующим ее обесцвечиванием. Но это не следы насилия.

— Это я заметил. Не было борьбы. После удара в висок он потерял сознание, — сказал Аллен.

— Так полагает и доктор Кэртис.

— Этот убийца знал, что делает, — продолжал Аллен. — Как правило, душители имеют склонность к бессмысленному насилию, и потому вокруг рта полно следов. Как полагает Кэртис, чем пользовался убийца?

— По его словам, возможно, это был тампон из мягкого материала плюс зажим ноздрей.

— Да. Но не носовой платок Банчи. Он не был даже смят.

— Может, собственным платком?

— Нет, Фокс, не думаю. Я нашел у него во рту несколько тонких черных шерстяных ворсинок.

— Пальто?

— Выглядит похоже. Может быть. Одна из причин, по которым пальто исчезло. Кстати, Фокс, вы получили ночной рапорт от полицейского констебля с Белгрэйв-Скуэр?

— Да. Ничего подозрительного.

Они шли медленно, постепенно придумывая мотивы и аргументы для бесконечных допросов. Каждый фрагмент полученной информации они согласовывали, отбирали и обсуждали. Аллен называл этот процесс «обретением плана». Пять минут пешком, и они оказались на Слинг-стрит, возле большого многоквартирного дома, по-видимому, с гостиничным обслуживанием. Они поднялись на лифте к 110-й квартире и позвонили.

— Здесь я намерен рисковать, — заметил Аллен.

Дверь открыл сам капитан Уитерс, сказав при этом:

— Доброе утро. Вам нужен я?

— Доброе утро, сэр, — ответил Аллен. — Да. Полагаю, вы только что получили наше послание. Мы можем войти?

— Разумеется, — сказал Уитерс, отойдя от двери и не вынимая рук из карманов.

Аллен и Фокс вошли в квартиру. Они очутились в гостиной, обставленной обычной типовой мебелью: у одной стены — диван-кровать, три одинаковых кресла, письменный стол, обеденный стол и встроенный буфет. Начать с того, что это была точная копия любой из «холостяцких квартир» в Грэндисон-Мэншнс; однако где бы человек ни жил, он непременно оставляет отпечатки собственной личности, потому и эта гостиная несла на себе печать капитана Мориса Уитерса. Она пахла лосьоном, сигарами, виски. На одной стене висела окантованная фотография, из тех, какие помещаются в журналах в качестве «студийного художественного этюда с обнаженной натуры». На книжных полках справочники по скачкам соседствовали с потрепанными экземплярами романов, которые капитан Уитерс купил на Ривьере, по известным причинам, с большими затруднениями тайком провез в Англию. На столе, возле диван-кровати, лежали три-четыре учебника по медицине. «Доналда Поттера», — отметил про себя Аллен. Сквозь полуоткрытую дверь Аллен успел рассмотреть маленькую спальню и еще один шедевр — он, конечно, тоже мог быть «студийным этюдом», но, скорее всего, представлял собой порнографический снимок.

Капитан Уитерс, перехватив понимающий взгляд Фокса, увидевшего этот снимок, закрыл дверь в спальню.

— Выпить? — спросил он.

— Нет, благодарю вас, — ответил Аллен.

— Что ж, тогда присаживайтесь.

Аллен и Фокс сели — Фокс, соблюдая максимально правила приличия, Аллен не спеша, с видом человека привередливого. Он скрестил свои длинные ноги, накрыл шляпой колено, стянул с рук перчатки и принялся за созерцание капитана Уитерса. Оба представляли собой прелюбопытнейший контраст. Уитерс был из тех, кто даже в элегантной одежде выглядел вульгарно: слишком толстая шея, слишком плоские бескровные пальцы, слишком блестящие волосы; белесые ресницы, под глазами мешки. Впрочем, несмотря на все эти дефекты, в нем чувствовалось мощное господствующее животное начало, которое в сочетании с дикарской самонадеянностью производило немалый эффект. Аллен, напротив, был изящно очерченной помесью монаха и вельможи. В нем все имело ясные и выразительные очертания — лицо, голова, даже костяк. Суровое высокомерие его голубых глаз и ярко-черный цвет волос подвигнули бы Альбрехта Дюрера на великолепный рисунок с него, и набросок к портрету Аллена, сделанный Агатой Трой, стал лучшим из всего, что она когда-либо создала.

Уитерс зажег сигарету, носом выпустил дым и спросил:

— В чем же дело?

Фокс вытащил свой служебный блокнот, на обложке которого капитан Уитерс увидел буквы М.Р., и перевел взгляд на ковер.

— Во-первых, — сказал Аллен, — я бы хотел узнать ваше полное имя и адрес.

— Морис Уитерс. Адрес — там, где мы находимся.

— И, пожалуйста, не могли бы мы узнать еще адрес вашего дома в Лисерхеде?

— Что вы, черт возьми, имеете в виду? — вполне любезно осведомился Уитерс.