Убийца из детства

Журавлев не чувствовал вины перед женой. Во-первых, потому, что когда знал Альку, с Иркой не был знаком. И если представить хотя бы на мгновение, что он и Алька не расстались тогда, то о том, что есть на свете такая красивая, умная, добрая и нежная, но вспыльчивая девушка по имени Ирка он никогда бы не узнал. Так что в его поисках Альки нет ничего, что можно назвать предательством по отношению к супруге. Всего-то память об ушедшей молодости. Но из-за не знающей границ ревности Ирины, ее взрывного характера, рассказать ей про Альку нельзя. Потому что она никогда не поверит, что он ищет бывшую любовь вовсе не для того, чтобы уйти к ней. Она высмеет мужа за чувство вины перед Алькой. Которое по ночам заставляет его до боли в челюстях закусывать подушку, чтобы не испугать жену рвущимся из груди стоном. Ирка не поверит, что такое возможно.

– Все так, – вздохнул Журавлев. Но найти Альку надо!

Молодость – пора ошибок. А зрелость и идущая за ней старость – время платы за них. Чувство вины перед Алькой, необходимость попросить у нее прощения – это его плата за легкомысленность юности.

От грустных мыслей Журавлева отвлек звонок телефона.

– Боря! – услышал он в трубке бодрый голос Генки Данилова. – Ты еще не уехал? Чем занимаешься? Приглашаю ко мне на дачу! Я тут по кое-каким делам прикатил. Сейчас собираюсь обратно. Поехали. Посмотришь мою лачугу. Свежим воздухом подышишь. Все лучше, чем в городской духоте париться. Поедешь?

– Даже не знаю, – растерялся Журавлев.

– Нечего и знать! – ответил Генка. – Ты где сейчас?

И Журавлев не стал спорить. Если Леночка позвонит, то ближе к концу дня. Даже если она что-то отыщет, вечером никуда не пойдешь. Он посмотрел на табличку на ближайшем доме, продиктовал Генке адрес.

– Через десять минут буду! – радостно воскликнул приятель.

Журавлев убрал телефон. Дождь между тем закончился, небо немного поднялось, хмарь его стала настолько рыхлой, что сквозь нее можно было видеть мутный неяркий круг рвущегося подсушить и согреть промокшую землю солнца. Журавлев свернул зонтик и в ожидании Генки прогуливался по тротуару, лавируя между лужами. Почему у нас обочины всегда выше тротуара и дороги? Неужели дорожникам непонятно, что если сделать наоборот, луж не будет?

Генка приехал на громоздком, впечатляющем размерами и низкой квалификацией придумавших его дизайнеров «патриоте». Машина была заляпана грязью чуть ли не по крышу.

– Ты не смотри, что моя машина бледно выглядит! – сказал Генка, пожимая Журавлеву руку, когда тот взгромоздился на высокое и неудобное сиденье рядом с ним. – Такой проходимости, как у нашего уазика, нет ни у кого. А для меня это самое важное. На японских да немецких жужжалках в мою деревню не проехать!

Он презрительно кивнул в сторону кстати попавшегося навстречу забугорного «седана».

– Где твоя дача? – спохватился Журавлев. – Не очень далеко?

– За полчасика доедем. Помнишь, где военный аэродром?

– У озера? – уточнил Журавлев.

– Ага! Моя дача на берегу. Свой выход к воде.

– Блатное место, – заметил Журавлев.

– А то! – довольно ухмыльнулся Генка. – Пришлось подсуетиться. Хорошо, что подъезд к дому непростой. Поэтому любителей выпить на природе, пошуметь, шашлыки пожарить возле моего дома не бывает. Сейчас сам увидишь, как у меня тихо и уютно.

В том, что дача Генки надежно защищена от набегов любителей полакомиться шашлыками на берегу тихого озера, Журавлев убедился уже через полчаса. Они отъехали километров на десять от города и свернули в сторону городка военных летчиков. Проехали вдоль него, потом – мимо примкнувшего едва ли не вплотную к нему садоводства, и выехали в чистое поле. Генка уверенно повел свой «патриот» вокруг озера сквозь заросший осокой болотистый луг, где не было никакой дороги, а правильное направление угадывалось только по пробитому машиной, скорее всего, Генкиным уазиком, коридору в высокой траве с колеей в нем, заполненной коричневатой водой.

– Ну и в болото же ты забрался! – вырвалось у Журавлева.

– Не торопись, дружище! – весело ответил Генка. – Это, так сказать, моя полоса безопасности. Дом у меня на высоком берегу.

«Уазик» въехал на зыбкую хлябь. Натужно урча, он пробивался по зыбкой хляби, хотя мотало его нещадно и порой Журавлеву казалось, что машина непременно застрянет в болотной жиже. Он бросил взгляд на Генку и по спокойной уверенности на лице одноклассника понял, что его опасения излишни. Так и оказалось. Вскоре они выехали на противоположный военному городку и садоводству берег, и Журавлев убедился, что Генка не соврал. Место высокое, белый мох под ногами, высокие сосны с идеально прямыми стволами, такие раньше называли мачтовыми, вид на гладь озера.

Генка притормозил перед воротами в невысоком заборе, за которым виднелась крытая красной металлочерепицей крыша дачи. Нажал кнопку на брелоке, и ворота бесшумно отъехали в сторону. Уазик плавно заехал в Генкины владения.

– Вот, Боря, мы и приехали! – торжественно объявил Генка. – Выходи! Полюбуйся на мою лачугу! Будь как дома!