– Почему не хочешь сказать, что это было? – испуганно спросила Алька. – Что-то недостойное? Не верю! Неприличное? Тоже! Тут что-то другое. Я чувствую. Что? Скажи! Я пойму!
– Ну… в общем… я с секретами залетел, – выдавил из себя Журавлев.
– Не поняла…
– Нас учат обращаться с секретными документами, – пояснил Журавлев. – Я случайно вынес из секретной библиотеки книжку. На самом деле в ней никаких тайн нет. Но на обложке стоит гриф «секретно». При работе с такой книжкой мы должны строго выполнять инструкцию по работе с секретными документами. И за проколы карают так, словно ты выдал врагу настоящую тайну. Отчисляют просто влёт! В назидание другим.
– Но сейчас-то… все закончилось? Тебя не отчислят?
– Я же сказал: нет. Обошлось.
– Ты мог сказать мне об этом…
– Меня не выпускали из училища!
– Письмо мог черкнуть…
– Ага! Чтобы его вскрыли и прочитали, что я пишу! И кому! Я же под колпаком был! Меня, как мы говорим, «проверяли на вшивость». Смотрели, как я себя поведу. Если бы увидели, что дергаюсь, плачусь, жалуюсь… Делюсь с кем-то своими проблемами… Выгнали бы к чертовой матери!
– Никогда бы не подумала, что у вас так строго…
А Журавлев уже не мог остановиться:
– Я тебе еще одно не сказал! По окончании училища нам присвоят офицерские звания. Но не всем. Тем, кого хоть и не выгнали, но кто показал себя неважно, звание не присвоят. Он выйдет с дипломом, но рядовым! И отправится служить срочную!
– Но теперь правда все закончилось? – снова спросила Алька.
– Да.
– И мы… будем видеться?
– Конечно! – ответил Журавлев.
Он повернулся к Альке. Обнял ее за плечи. Алька доверчиво прильнула к его груди. Потом подняла голову. Опять эти глаза! Открытый, беззащитный взгляд. Свет любви в больших зрачках. Они поцеловались.
– Журавлев! – раздался голос дежурного по КПП. – Через пять минут поверка!
– Ты извини, Аля! – прошептал Журавлев. – Мне пора.
Губы Альки тронула грустная улыбка. Она кивнула. Журавлев увидел на ее лице напряжение. Он понял: она ждет, задаст ли он ей вопрос? И понял, какой именно.
– Завтра увидимся?
Напряжение с Алькиного лица схлынуло. Она часто заморгала. Потом кивнула.
Договорились встретиться, как всегда, на главной площади города. Вот здесь, у памятника солдату со знаменем в одной руке и гранатой – в другой. Алька ушла. Журавлев смотрел ей вслед. Она оглянулась, помахала ему рукой. Он тоже. Алька скрылась за поворотом. Журавлев понимал, что видел ее в последний раз. Потому что точно знал: новой встречи не будет.
Журавлев вздохнул и, опустив голову, помешивал остывший кофе. Последнее расставание он запомнил так, словно это было не много лет назад, а только вчера. А вот что при этом чувствовал – не помнил вовсе. Было ли ему грустно? Сожалел ли о том, что только что своими руками убил чистую, преданную любовь? И зачем это сделал?
От терзающих душу воспоминаний его отвлекло появление Капитонова. Паша появился в зале, и тотчас глаза немногих посетителей устремились на него. А посмотреть было на что. Высокий, хорошо сложенный мужчина, который привык быть узнаваемым и умеет выигрышно подать себя – вот кого увидел в нем Журавлев.
Увидев Журавлева, Паша направился к нему. Официантка у стойки бара замерла в положении «на изготовку». Две дамочки за соседним столом склонились друг к другу и, не сводя глаз с Капитонова, зашептались.
– Привет! – негромко произнес Капитонов левитановским голосом. – Давно ждешь?
– Всего чуть-чуть! – ответил Журавлев, привставая и протягивая однокласснику руку. – В отличие от тебя я человек свободный. Сижу вот, в окошко смотрю. Вспоминаю молодость.
Капитонов сел напротив, кивком головы пригласил официантку.
– Что-нибудь будешь? – спросил он Журавлева.
Получив отрицательный ответ, он заказал себе стакан минеральной воды.
– Так зачем ты, Боря, хотел меня увидеть?
– Я смотрю, тебя в городе знают, – вместо ответа на вопрос, сказал Журавлев. – Не только по голосу.
– Да, – просто ответил Капитонов. – Здесь не только мой голос знают. Я же часто веду концерты. Но давай ближе к делу. Зачем звонил? Чего хотел? Ты извини, но у меня со свободным временем негусто.
– Ты уже знаешь про нападение на Чушкина?
– Нет. А что случилось?
Журавлев пересказал ему все, что знал от Тани.
– Дела! – покачал головой Капитонов. – За что же его? Впрочем, он в своей спецбане с таким людом общается, что в общем-то неудивительно. Не угодил кому-то. Или сболтнул лишнее.
– Думаешь, нападение как-то связано с его работой?
– А с чем еще? Сам говоришь, что не ограбили. Машину не угнали. Не олигарх. Не политик.
– В том-то и дело! – согласился Журавлев. – Кому и как простой банщик мог так насолить?
– Да кому угодно. Не знаешь, что такое частная баня? Тем более такая, в которой Вася пристроился? Туда ведь не только мыться ходят. Точнее, вовсе не за тем, чтобы мыться.
– Вася примерный семьянин, – заметил Журавлев.
– Дом – это одно. А работа – совсем другое. В такое время живем, что людям, чтобы семью прокормить, порой приходится поступаться принципами. Впрочем, к чему этот ликбез? Сам знаешь! В одной стране живем! Ты за этим меня и звал? Чтобы о Васе поговорить?