— Такие люди, как вы, отец Матиас, — с дрожью в голосе сказал он, — часто мыслят довольно неординарно. И это совсем неплохо, хотя зачастую невежды могут вас не понять. — Он вздохнул. — С другой стороны, такие люди, как вы, порой теряют связь с окружающим миром. И это может привести к серьезным последствиям, поскольку они вынуждены жить именно в
Отец Матиас с некоторым трудом поднялся и направился к двери. Положив ладонь на дверную ручку, он обернулся.
— Вы говорите загадками.
Это была последняя попытка пролить свет на «невежество» инспектора.
Декок печально улыбнулся.
— Мне казалось, что я выразился достаточно ясно.
Некоторое время отец Матиас недоуменно смотрел на него, а затем вышел.
Декок проводил его взглядом.
— До встречи, отец Матиас, — произнес он.
Старик явно его не услышал.
Фледдер вышел из угла дежурки, где он, не шелохнувшись и не привлекая к себе внимания, простоял все время, пока Декок беседовал с отцом Матиасом. Слушая их и пытаясь понять, куда клонит инспектор, молодой детектив почувствовал в разговоре почти физически ощутимое напряжение и догадался, что произнесенное вслух — лишь малая часть куда более глубокого обмена мыслями. Фледдеру казалось, что он блуждает в лабиринте потаенных смыслов и зыбких предположений. Но как бы напряженно он об этом ни размышлял, всякий раз словно натыкался на невидимую стену, не позволявшую хоть на йоту продвинуться дальше. Выход из лабиринта где-то должен был существовать — узкая извилистая дорожка, ведущая к разгадке.
Он посмотрел на стоящего посреди дежурки Декока — инспектор глубоко погрузился в раздумья, и лицо его казалось отрешенным. Фледдер подозревал, что тот уже знает все ответы и путь к разгадке тайны уже найден — остается только ступить на него. Детектив попытался прочитать ответ по выражению лица своего наставника, но тщетно — перед ним была начисто лишенная выражения бесстрастная маска.
— Это инспектор Биренс вам сказал, что отец Матиас приходил подать заявление о краже?
Застигнутый врасплох Декок на мгновение плотно сомкнул веки и тихонько покачал головой, словно пытаясь вернуться к действительности.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я не слышал, чтобы отец Матиас упоминал о какой-либо краже.
Декок растерянно посмотрел на помощника.
— Разве не упоминал?
— Нет. Точно вам говорю! Ни о какой краже не было сказано ни слова.
Декок медленно покачал головой.
— Биренс ничего мне не говорил.
Изумлению Фледдера не было предела.
— Но… — выдавил он, — если вам об этом не говорили ни Биренс, ни отец Матиас, то… как же
Декок ухмыльнулся, и на его лице появилось проказливое выражение.
— Когда-нибудь я тебе все объясню. Потом. — Взглянув на разочарованную физиономию подопечного, инспектор рассмеялся. — Уж позволь старику оставить свои секреты при себе. Почему бы тебе не налить нам по чашечке кофе?
Фледдер послушно подошел к кофеварке и налил две чашки кофе, сокрушаясь о том, что Декок, похоже, не слишком ему доверяет. С тех самых пор как его приставили помощником к этой старой ищейке, молодой человек никак не мог отделаться от мысли, что он все еще не «свой», а просто сторонний наблюдатель, фактически отстраненный от участия в расследовании.
Декок ничего не делал за спиной помощника, не скрытничал. Фледдеру было позволено наблюдать за действиями инспектора постоянно. Конечно, при желании он мог бы заниматься расследованием и самостоятельно. Старший напарник ничего ему не запрещал. Наоборот, всегда оставался приветливым, дружелюбным и давал полную свободу. Но Декок не делился сделанными выводами, и Фледдеру было досадно от этого. Такое положение вещей заставляло почувствовать себя полным ничтожеством. Молодой сыщик хотел чему-нибудь научиться у великого детектива, о котором среди полицейских ходили самые странные слухи — как в Амстердаме, так и в других городах. Но он так и
— В чем дело, сынок? Что-то беспокоит?
Фледдер уселся напротив него. Выглядел он по-прежнему сердитым и расстроенным.
— Да, — мрачно кивнул молодой детектив. — И в самом деле беспокоит. О, поверьте, я и впрямь почитаю за честь с вами работать, присутствовать на допросах, которые вы ведете, но, поскольку я вас не знаю, не понимаю хода ваших мыслей, общая картина от меня ускользает. Я не могу понять, почему вы делаете то или это.
— И… виноват, разумеется, я?
— Да… я… э…
Декок подался к младшему коллеге.