Под землёй они ехали медленно, машина кренилась и виляла из стороны в сторону. Они то и дело останавливались, чтобы гид из «Стуре Ношке» мог показать какое-нибудь усовершенствование, интересное нововведение или современное оборудование, отличное от того, что они использовали, когда сами были шахтёрами. Им случилось проехать мимо большого завала. Он попробовал было расспросить водителя, но тот распространяться не стал. Сказал только, что там был старый тоннель, который вёл в заброшенный орт (место, предназначенное для сбора и перемещения угля к главной транспортной магистрали), и что обрушение случилось всего несколько месяцев назад.
Наконец они очутились в самом конце шахты, под толстым пластом льда и горной породы, в четырёх километрах от входных ворот. Всем полагалось выйти из машин и собраться вокруг гида, намеревавшегося рассказать про расширение шахтного поля.
Тут он и решил, что это и есть его долгожданный шанс. Выходя из машины, он замешкался. Трое других ветеранов уже шли к группе, собиравшейся на освещённой площадке перед джипами. Водитель перевёл рычаг коробки передач в нейтральное положение и поставил машину на ручной тормоз, не обращая никакого внимания на неуклюжего старика, которого не слушались собственные ноги.
На несколько секунд он остался в джипе один – достаточно, чтобы нагнуться, снять машину с ручного тормоза и включить первую передачу. Он соскользнул с сиденья и замер, плотно прижавшись к горе. А джип весом несколько сотен килограммов тихо и незаметно покатился вперёд, к стоящим в конце узкой штольни.
Глава 12. Морская болезнь
Когда возле Медвежьего острова они попали в свирепый шторм, к нему впервые за два года проявили доброту. Он в жизни не страдал от морской болезни – ни разу не был в открытом море на большом корабле, а рыбалка на озере Мьёса, куда его изредка брали в детстве, не считается. Он ожидал чего угодно, только не морской болезни, которая отняла у него все силы и сделала равнодушным ко всему, кроме тошноты и качки.
А начиналось путешествие по морю так гладко, что даже не верилось. На борту было полно пассажиров, едущих на Шпицберген. Из конторы «Стуре Ношке» он помчался на пристань и одним прыжком перепрыгнул трап. Но оказалось, что можно было и не спешить. Угольная баржа «Мунин», принадлежавшая Бергенской судовой компании Якоба Хёде, была к отплытию не готова. О точном времени отплытия никто не знал – пассажиры толпились, не понимая, куда девать багаж, палубу загромождали ящики, ожидающие загрузки в трюм, а хирд и морская полиция пытались поддерживать хоть какой-то порядок.
Ему отвели место в узком непроветриваемом помещении вместе с пятью другими пассажирами. Обычно здесь складывали канаты и резиновые покрышки, пустые и заполненные ящики. Руководителей и должностных лиц, разумеется, поселили в каюты. Немногие женщины, бывшие на борту, также получили места с вентиляцией, располагающиеся выше ватерлинии. А остальные девятнадцать пассажиров, шахтёры, едущие в Лонгиер и Свеа, были размещены там, где нашлось место. Его шестёрке повезло найти четыре подвесные койки. Харальд Ольдерволл, бывалый морской путешественник и ветеран Шпицбергена, сказал, что везение тут ни при чём, главное – молниеносная реакция: оценив вместимость кают, он поторопился занять койки. Так что благодарить нужно его – заключил Ольдерволл, давольно поглаживая свою густую тёмную бороду. И потому будет только справедливо, если он получит целую койку. А четверым из них придётся делить две и спать по очереди.
Ему выпало делить место с тихим парнем лет тридцати, которому пообещали двойной оклад, если он согласится поехать поработать плотником на летний сезон. Все шестеро устроились кто на канатных бухтах, кто на ящиках – и принялись сравнивать условия в договорах. Он достал свой и внимательно его прочитал. Только сейчас он по-настоящему осознал, что нанялся шахтёром на вторую шахту и должен перезимовать в Лонгиере. Правда, оклад оказался приличный. В прочих пунктах он ничего не понимал. Держал язык за зубами и слушал.
Спустя полчаса стены и пол задрожали, а гул парового двигателя стал нарастать. Шестеро мужчин тесной группой двинулись по узким проходам меж заляпанных маслом и угольной пылью переборок и вверх по почти отвесным лесенкам. Он думал, что ни за что не сможет запомнить дорогу и в одиночку вернуться к тому месту, где оставил за канатной бухтой свои мешок и сумку. Тревога разрывала его изнутри, но он успокаивал себя тем, что сейчас, сразу после отплытия, никому не придёт в голову без разрешения рыться в его вещах. По пути в Лонгиер остановок не планировалось. Если кто-нибудь что-нибудь украдёт, вора быстро разоблачат, и сбежать ему будет некуда. Несомненно, все, кто был на борту, это понимали.