Убийца из прошлого

Они уперлись друг в друга взглядами. Первым отвел свой Шелагуров. Понял, что сейчас увещевать Ксению бесполезно — малышка вообразила себя героиней романа. Не стоило ей позволять столько читать.

Что же делать? Увы, придется сдать мерзавца исправнику. Гуравицкого, конечно, осудят, но, раз сбежал с виселицы, сбежит и с каторги. Жаль.

— Хорошо, будь по-твоему. — Шелагуров положил пистолет на стол. — Фимка, Фимка.

Лакей, не мешкая — пытался подслушать, да вот беда, господа ругались по-французски, — зашел в кабинет:

— Чего изволите?

— Отправь казачка за исправником.

— Слушаюсь.

— Нет, Фимка, стоять, — топнула ногой Ксения и опять перешла на французский: — Имей в виду, Александр, если выдашь Андрея властям, я отправлюсь за ним в Сибирь.

— Сбрендила?

— Я люблю Андрея. Неужели ты не хочешь, чтобы твоя сестра была счастлива?

— Разумеется, хочу. Но не с этой сволочью.

— Если желаешь мне счастья, порви письмо и забудь про него.

— И что тогда?

Ксения пожала плечами:

— Мы поженимся.

— И я буду жить под одной крышей с изменником?

— Что ж, тогда я продам мою половину, и мы уедем.

Мэри заметила, как у Шелагурова задергалось веко: Ксения, того не ведая, наступила брату на самую больную мозоль.

— Нет, дорогая сестрица, — вскипел Александр Алексеевич. — Не переоценивай мою любовь к тебе. Веревки из меня вить не позволю. Хочешь в Сибирь — скатертью дорога.

— Тогда тем более придется продать нашу половину, — подал реплику Гуравицкий, тоже вспомнив про ахиллесову пяту Шелагурова.

Кузина о ней подробно писала. Как он мог забыть?

— Вот вы чего хотите? Этому не бывать. — Александр Алексеевич в ярости ударил кулаком по столу.

— Бежать за исправником или нет? — подал голос Фимка, дождавшись момента, когда все хозяева замолчали.

— Жди за дверью! — рявкнул Александр Алексеевич. — Гуравицкий, что вам важнее, свобода или Ксения?

— А вам? Правая рука или левая?

— Правая. С левой я хуже стреляю. — Шелагуров глазами указал на пистолет, лежавший перед ним. — Подумайте лучше о матери, переживет ли она ваше бесчестье? Я готов подарить вам свободу, но вы в ответ должны отказаться от сестры и дать слово, что уберетесь из страны навсегда. Вам здесь не место.

— Александр, умоляю, сжалься! — вскричала Ксения. — Я люблю его.

— А чтобы эта дурацкая любовь поскорее прошла, ты, как и собиралась, выйдешь за Разруляева.

— Я не собиралась за него, — возмутилась Ксения. — Кто сказала тебе такую глупость?

Шелагуров посмотрел на жену:

— Ксения, дорогая, ты сама призналась, — напомнила ей Мэри.

— Господи, да я подшутила над тобой. Мне так осточертела твоя трескотня про офицеров…

— Неважно, пошутила Мэри или нет, — перебил сестру Шелагуров. — Я дал Сергею Осиповичу слово.

— Так забери его назад, я выхожу за Андрея. В Сибирь так в Сибирь.

— Шелагуров, умоляю, дайте нам пять минут наедине, — попросил Гуравицкий.

— Еще чего? Вдруг вы ее изнасилуете?

— Ксения, я вас люблю. Но…

— Но? Что означает ваше но? — Ксения повернулась к литератору, из ее глаз брызнули слезы. — Вы отказываетесь от меня?

— Ваш брат прав. Моя мать не переживет позора. Я не должен, не имею права так с ней поступить. Я не достоин вас.

— Пустите меня, — обреченно попросила Ксения.

— Простите. — Гуравицкий опустил руки.

С поникшей головой Ксения подошла к стулу и в изнеможении опустилась на сиденье.

— Гуравицкий, вы подлец. Однако сейчас поступили правильно, — сказал довольный собой Шелагуров. — Фимка!

— Туточки я. — Лакей, как и в прошлый раз, появился без промедления.

— Беги на конюшню. Господин Гуравицкий нас покидает. Пусть заложат карету, да побыстрее. До станции поедешь с ним, проследишь, чтоб сел в вагон.

— Слушаюсь.

— Гуравицкий, у вас есть заграничный паспорт? — Александр Алексеевич снова перешел на французский.

Литератор кивнул.

— Даю вам неделю на сборы.

— Неделю? У меня ни копейки. — Литератор вывернул наизнанку пустые карманы. — Или предоставьте пару месяцев, чтобы рассчитались редакции, или одолжите…

— Я дам вам денег, — поднялась Ксения.

— Нет, я не смогу их принять. Я кругом виноват перед вами, — пролепетал Гуравицкий.

— Потому и хочу, чтоб скорее уехали.

С этими словами Ксения выбежала из кабинета.

— Отпустите и меня. — Мэри бросилась к мужу, упала перед ним на колени и молитвенно сложила руки. — Отпустите, как отпускаете Андрея. Так будет лучше для всех. Я вас ненавижу. Так зачем нам мучиться? Я заранее согласна на все ваши условия. И даже денег не прошу. Лишь на билет в третий класс.

Шелагуров перевел взгляд на Гуравицкого:

— Довольны?

— Простите, чем? — спросил Гуравицкий.

— Хватит притворяться. Думаете, не догадался, зачем явились, зачем околпачивали Ксению? Из-за Мэри.

И Шелагуров снова схватился за пистолет. Литератор попытался его урезонить:

— Послушайте, мы договорились…

Гуравицкий успел броситься на пол, но вряд ли бы это спасло ему жизнь, если бы не самоотверженность Мэри, которая успела толкнуть мужа. Он тоже упал, и выпущенная им пуля ушла в потолок.

— Что случилось? — спросила перепуганная Ксения, вбежав в кабинет.

— Они… они во всем признались, — прошипел Шелагуров. — Ты ничего не знаешь.