Убийца из прошлого

Самой большой проблемой строителей стал глубокий и широкий Веребьинский овраг. После долгих обсуждений решили перекинуть через него мост высотой 25 и длиной 277 саженей[49] с уклоном в восемь градусов. Но после первых же испытаний стало понятно, что груженому составу мост не преодолеть. Поэтому первые годы эксплуатации все поезда на станции Бурга «делились пополам» и преодолевали овраг по очереди. Позднее стали применять тягу двумя паровозами, или, как тогда выражались, «двойную траксу». Обратное движение (со стороны Москвы) тоже было небезопасным — составы, двигаясь с горки, настолько разгонялись, что им не всегда удавалось в Веребье затормозить.

Из-за этих проблем в 1881 году, уже позже описываемых в романе событий, построили новый участок в обход Веребьинского оврага. Вот так и появился пресловутый «царский палец», который к императору Николаю Первому, умершему задолго до строительства обхода, никакого отношения не имел.

Слава богу, Мстинский мост преодолели без происшествий. И вот наконец станция Веребье. Велев Сашеньке ожидать на вокзале, Лёшич отправился на поиски вдовы извозопромышленника Пшенкина. Пассажирский поезд, на котором она следовала вместе с гробом[50], прибыл в Веребье всего лишь за пятнадцать минут до курьерского, и Прыжов лелеял надежду перехватить Пшенкину прямо на станции, чтобы произвести требуемый осмотр прямо на месте. Тогда они с Сашенькой могли бы успеть на встречный курьерский, а значит, в Питер прибыли бы в половине третьего дня.

Прыжов к утру успокоился. Что он хотел доказать Наташе? Что волен поступать, как в голову взбредет? Зачем тогда женился? Летал бы вольным ветерком. Но теперь, раз завел супругу, он должен был учитывать ее мнение, потакать капризам, тешить самолюбие, ублажать! И Наташу, и ее матушку… чтоб той провалиться!

— Кого ищем, барин? — окликнул Прыжова мужичок в длинном овчинном тулупе, мимо пошевней[51] которого Лёшич пробежал уже в третий раз.

— Ты, случайно, не видел, с пассажирского гроб сгружали?

— Было такое, — подтвердил мужичок, сплевывая шелуху от семечек.

— И где он?

— Ужо на пути в Подоконниково. Поликарп Петрович с сыновьями встречал, погрузились в один миг. Горе-то какое! Первенца потерять!

Мужичок в который раз сплюнул, а Прыжов вздохнул. Теперь, если очень повезет, в столицу прибудут к полуночи.

Мужичок понял его вздох по-своему, снял треуху и перекрестился:

— Царствие тебе небесное, Петр Поликарпович.

— Придется ехать в Подоконниково, — произнес Лёшич.

Мужичок оживился:

— Тогда прошу, ваше благородие.

Прыжов покосился на узкое сиденье, на котором можно было ехать только полулежа:

— Я с дамой… Что-нибудь попросторнее есть?

— Попросторнее все уехало. — Мужичок обвел рукою площадь перед станцией, на которой еще несколько минут назад стояло несколько саней. — Один я, горемычный, остался.

— Стало быть, на похороны? — осведомился Васька, так звали мужичка, заботливо укрывая седоков двумя зипунами и тулупом.

— Угу, — кивнул доктор.

— То бишь знакомцы с Петром?

— Нет, я из полиции, имею задание осмотреть тело, — признался Прыжов.

— Из полиции? Ой как свезло…

Гибель Петра Пшенкина, о которой в селе узнали из телеграммы от вдовы, породила множество слухов и предположений. Весь вчерашний вечер смерть односельчанина обсуждалась в местном кабаке. И вошедший в пьяный раж Васька поспорил на полуштоф, что извозчик Стрижнев Пшенкина не убивал.

— Дозвольте тогда вопрос, ваше благородие. Извозчик этот…

— Стрижнев?

Васька кивнул, мол, про него толкую:

— Признался или нет?

— Нет.