Убийца из прошлого

— А что я говорил? Значится, проспорил Пахом. И поделом. Думать надо башкой. А он чему попало верит. Мол, раз написано в телеграмме, что убийца — извозчик, значит, так и есть. Однажды, — словоохотливый Васька, заметив, что приезжие из Петербурга внимательно его слушают, решился рассказать им байку, — кабатчик наш подшутил над Пахомом, сказал ему, хе-хе, что земля круглая, будто колобок. И если из Веребье выйти на Торбино, то через год назад в Веребье вернешься, но не из Торбино, а из Бурги. Я с Пахомом аж на колокольню лазал. «Смотри, говорю, земля плоская словно блин!» А он как баран упирается. «Нет, говорит, земля — колобок». Вот дурень-то!

— Погоди, — оборвал Ваську Лёшич. — Ты с ним поспорил, что Стрижнев не виновен?

— Так точно, ваше благородие.

— А почему?

— Знаете, как рассудил? Допустим, Петруха не к Стрижневой, а к моей бы жене повадился. Стал бы я его у себя во дворе убивать? Нет! На каторгу кому охота? Я дождался бы, когда Петька на болото пойдет. За грибами или за ягодами. Там бы и убил, а болото бы тело забрало.

Прыжов хотел возразить, что в припадке неконтролируемой ревности даже самый спокойный и рассудительный человек способен на убийство. Но пока «переводил» эти мудреные слова на доступный Ваське язык, в разговор вмешалась Сашенька:

— Но если не Стрижнев, кто, по-твоему, убил Пшенкина?

— Стрижневский дворовой.

— Дворовой? — изумилась Сашенька.

— Откуда у извозчика дворовой? — опешил Прыжов.

Дворовыми в помещичьих усадьбах называли крепостную обслугу. В отличие от остальных крестьян, на волю их отпустили не сразу. Согласно Манифесту от 19 февраля 1861 года они должны были еще два года бесплатно служить барину. Но по прошествии этих лет подавляющую часть дворовых помещики просто выгнали на улицу — содержать столь многочисленную челядь после реформ стало не по карману. Трудиться на земле бывшие лакеи и горничные не умели, потому доставшиеся им наделы уступали за бесценок общине и отправлялись на заработки в города. Однако там их в услужение нанимали неохотно — как правило, дворовые были ленивы и плохо обучены.

— Раз двор имеется, значит, и дворовой в наличии, — с авторитетным видом сообщил Васька. — Нежить она везде. В бане — банник, в овне — овник, в полях полевички обитают, в лесах — лешие, в избах домовые, во дворах дворовые. Где кто приземлился, там и поселился.

— Приземлился? Откуда? — вкрадчиво, как у душевнобольного, спросил Лёшич.

— С небес, вестимо. Архангелы сбросили оттуда всю нежить вслед за Сатаной. Потому что все они его приспешники. Но сам-то Сатана тяжелый, потому что грехов у него много, вот в преисподнюю и провалился, сидит теперь там, а на коленях у него Иуда. А у нежити грехов поменьше, землю собой проломить не смогли. С нами с тех пор живут. Самый добрый из них домовой. На черного кота похож, только корноухий[52].

— Ты что, его видел? — удивилась Сашенька.

— А то как же! Как от отца отделился, сразу и обзнакомились. Ведь домовой только большакам[53] показывается. А доманя егоная моей супруге предъявилась.

— Доманя?

— Жена домового. В голбце[54] обитает вместе с хохликами.

— С кем, с кем? — не поняла княгиня.

— Дети ихние. Но сам домовой в голбце не живет, в подпечье его место. Мы завсегда туда кашу и хлеб-соль кладем. А на праздник, само собой, чашку водки ставим.

— Зачем?

— Как зачем? Задобрить, вестимо. Если поссоришься, пиши пропало. Хорошо, коли посуду разобьет. Может и струмент сломать, и окна разбить. С домового станется.

— Лучше про дворового расскажи.

— Домовому он родственник, но характер другой, дикий. Ежели скотина какая ему не понравится, будет гонять, пока не околеет. Но коли коровка ему приглянулась, то и хвост ей расчешет, и овса в ясли подкинет, и даже украдет корм в соседнем дворе, когда в своем нехватка. Лучший друг его — цепной пес. Потому что вместе охраняют двор. Если забрались воры, а большака в избе нет, дворовой должен хозяином обернуться и лиходеев убить. Теперь понятно? — многозначительно спросил Васька. — Петька пришел в чужой двор, большак отсутствовал, дворовой его за вора принял. Потому и убил.

— А жену Стрижневу кто убил? Домовой? Доманя? А может… как их… хохлики? — накинулась на Ваську раздраженная Сашенька.

Она рассчитывала, что возница что-нибудь важное знает, потому терпеливо слушала, задавала вопросы. Вдруг у Петра Пшенкина в родном селе враги имелись и как раз в пятницу кто-то из них в столицу ездил? А тут сплошная мистика.