Убийца не придет на похороны

Это он говорил с милой улыбкой, абсолютно уверенный, что Муму не слышит и не понимает ни слова. Потом добавил еще несколько матерных слов в адрес глухонемого и довольный собой закрыл глаза. Муму еще не ушел, как глаза Винта открылись.

— Бля, — буркнул он, — лежишь здесь, как в гробу, тишина гробовая. Телевизор хоть поставили бы, новости глянул бы.

Муму пожал широкими плечами и тихо затворил за собой дверь.

— Во попал, — пробурчал Винт, — говоришь, говоришь, а тебя не слышат, словно я немой, а не этот урод.

«Ладно, доктор сказал дня три-четыре полежать, а потом Чекан меня отсюда вытащит, хотя можно было бы задержаться и подольше. Баба больно аппетитная, но, наверное, она с доктором трахается. А может, с этим глухонемым? — такая мысль позабавила бандита. — Неплохо он тут устроился, неплохо».

И Винт вспомнил, как одна проститутка рассказывала ему, что самые лучшие любовники — глухонемые, что они уж очень чуткие к желаниям женщины, что глухонемые улавливают любые, даже подсознательные движения партнерши.

«А может она, сучка, сразу с двумя трахается — и с Муму, и с доктором? И еще мужик у нее, наверное, дома. Хотя кольца на руке у нее нет, а значит, свободна. Тогда точно трахается. Думаю, что за деньги она бы и со мной трахнулась. Что ей, жалко? Дал бы денег…»

Но тут Винт напрягся. Денег у него не имелось, да и не предвиделось в ближайшее время.

«Хотя, кто знает, за рану Чекан должен отстегнуть, в этих делах он мужик скрупулезный, слово держит и если кто пострадал за дело, то всегда можешь рассчитывать на вознаграждение и на отдых».

На рассуждения о телесных удовольствиях у него силы хватало, а вот о том, что бы самостоятельно повернуться — нет.

«Вот поехать бы с этой красивой телкой куда-нибудь на теплое море и там ее завалить!»

Хоть и болели раны, Винту от этих мыслей стало легче, словно бы он принял обезболивающий препарат. Правда, время от времени у него возникало беспокойство, так как ни телефона, ни оружия у него при себе не имелось. Да и вообще, ситуация, в которой он оказался, была довольно странной. Как правило, с ранеными Чекан всегда оставлял кого-нибудь из своих для охраны, на этот же раз его словно бы бросили.

«Наверное, у них дела, наверное, они с азерами разбираются, и каждый ствол на счету».

С этими мыслями Винт и уснул, вернее, забылся, провалясь в тяжелое небытие. Он то падал в какие-то пропасти, то отстреливался, то видел колючую проволоку и зябко ежился, не понимая, по какую сторону от нее он находится. Время от времени он бредил, произнося клички, угрозы и вспоминал свое детство. Ведь всегда, когда человеку плохо, он вспоминает детство, словно это такой краеугольный надежный, камень, на который всегда может опереться и он удержит тебя, не дав упасть при любых потрясениях.

* * *

Пока Рычагов и Тамара оперировали раненого Винта, Чекан времени зря не терял. Он приехал со своими людьми в Балашиху, где у него, по большому счету, все было схвачено, и опасаться было нечего. Недалеко от железной дороги стоял дом, крытый гофрированным металлом, большой, но при всем при том неприметный, без архитектурных излишеств.

Рядом с домом, в густом кустарнике, находилось бомбоубежище, построенное сразу после войны. Оно давным-давно служило для других целей. В нем уже несколько раз менялись хозяева. Сейчас это бомбоубежище, приспособленное под склады и мастерские, принадлежало по бумагам на правах долгосрочной аренды одному балашихинскому пенсионеру. Но на самом деле хозяином его являлся Чекан. Здесь, когда было нужно, он собирал своих людей, здесь же иногда велись очень важные переговоры. Из бомбоубежища имелось несколько выходов. Один вел в подвалы дома, второй, шахтный, выходил в соседнем дворе. Все были уверены, что выходы давным-давно завалены, но Чекан и его люди привели все в порядок. Расчистили лазы, откачали воду, и в случае чего из этого бомбоубежища можно было легко выбраться.

Достать кого-либо отсюда, даже вооружившись автогеном, было практически невозможно. Огромная железная дверь с ригельными замками надежно закрывала вход. Все замки работали, как работали и системы принудительной вентиляции.

Избитого, полуживого азербайджанца стащили вниз по ступеням, бросили на бетонный пол в большом помещении с низким потолком и серыми бетонными стенами, на которых виднелись следы деревянной опалубки. Две длинные лавки, такие, как ставят в гимнастических залах, стояли у стен. Больше мебели в этом помещении не было. Три лампочки в проволочных колпаках примостились под низким плохо побеленным потолком.

Азербайджанец зашевелился. Чекан уселся на лавку, а трое его людей стали рядом с распростертым на холодном полу мужчиной.

— Наручники с него не снимайте, — сказал Чекан. — Митяй, принеси какой-нибудь стул, желательно со спинкой. Мы сейчас азера прикуем к стулу.

Распоряжение Чекана было тут же выполнено, чужака подняли за плечи, подсунули под него старый стул со спинкой и крепко привязали к сиденью.

— Ну, давай поговорим, — сказал Чекан, пристально, исподлобья глядя на пленника.

— Я ничего не знаю.