Убийца нужен…

— Тихонько, девочка, тихонько. Будь ты посмелее, ты бы сама отвечала за свои поступки, а не валила бы их на несчастного братишку…

Он рассматривал ее в упор, и глаза его загорались.

— Попрошу вас, мадемуазель Рувэйр, не выезжать из Парижа. Вы можете нам понадобиться в любую минуту.

Лиз наконец обрела дар речи:

— Но это же чепуха! Идиотство!

Она очутилась в коридоре, так ничего и не поняв. Ей было стыдно за свое поведение, и она дрожала при мысли о суде, перед которым она предстанет вместе с Франсисом. Она разразилась долгими, безудержными рыданиями. Она боялась, смертельно боялась, что прошлое никогда не отпустит ее.

* * *

Главный инспектор Рагесс возобновил допрос маленькой Рувэйр просто так, чтобы рассеяться. Надо было сгладить неприятное впечатление, оставшееся от телефонного разговора с Ревельоном. Постепенно Рагесс вошел во вкус, а теперь испытывал высокое интеллектуальное наслаждение, вспоминая о блестящих дедуктивных умозаключениях, изобличавших участие Лиз Рувэйр в этой истории. Блестящая мысль! Она пришла ему в голову неожиданно, как озарение свыше, и сразу все встало на свои места. Теперь патрон может возвращаться. Если он решит дать делу ход, у него будет красивая обвиняемая, порочная экзистенциалистка и коммунистка. Этакая королева Марго из Сен-Жермен-де-Пре. Если дело решат замять, получится еще лучше. Если же кто-нибудь начнет вопить по поводу слишком поспешного прекращения дела, то всегда можно снова вытащить Лиз Рувэйр… Все газеты будут писать о разложении молодежи, о ее беспринципности и развращенности, а Лавердон останется в стороне.

Эта барышня рассердила его своими гордыми позами. Впрочем, он понимал теперь, отчего Лавердон был к ней неравнодушен. Почему же все-таки он погиб? Только потому, что его выпустили из тюрьмы слишком рано. Но ведь такие типы нужны, так в чем же дело? Всегда так получается. Для проведения определенной политики не хватает подходящих исполнителей. А когда вы их достаете, они начинают мешать политике. Они нарушают закон соблюдения тайны… Рагесс подумал о том, сколько ему придется хлопотать, чтобы организовать Лавердону приличные похороны. Просто удивительно, сколько возни с этими отставными убийцами, которые сделали свое дело и больше не нужны…

Зазвонил телефон. Говорил Лэнгар, и Рагесс поспешил опередить его.

— Вы слышали, что случилось с Лавердоном?

В трубке задребезжало; видно, Лэнгар орал, как зарезанный. Рагесс разобрал только: «… как объясняет свое преступление убийца?»

— Его еще не допрашивали.

— Он из ваших парней, не так ли?

— Да нет же, — проворчал Рагесс. Лэнгар говорил то же, что и Ревельон. Решительно, в это утро полиции приписывали слишком многое.

— Так арестуйте убийцу немедленно!

— Но это была обыкновенная драка с непреднамеренным убийством.

— А где этот репатриированный?

— Послушайте, Лэнгар, в день падения Дьен-Бьен-Фу…

— Ах, вот чего вы испугались! Если хотите знать, под Дьен-Бьен-Фу они сдались, как последние трусы!

Рагесса так и подмывало ответить: «Под Сталинградом тоже», — но Лэнгара надо было успокоить любой ценой. Он ограничился ни к чему не обязывающим замечанием:

— Мы должны считаться с общественным мнением.

— Ваше общественное мнение — это публичная девка! — заорал окончательно рассвирепевший Лэнгар. — Убийство Лавердона — событие международного значения! Его начальники вряд ли одобрят вашу пассивность, она слишком похожа на соучастие!..

Лэнгар повесил трубку. Вспотевший Рагесс облегченно вздохнул, услыхав в коридоре тяжелые шаги патрона.

— Знаете, Рагесс, — устало сказал патрон, усаживаясь за свой стол, — правительство полетит ко всем чертям при первых же дебатах по индокитайскому вопросу…

XXVII

Во второй половине дня Лэнгар проходил мимо газетного киоска как раз в тот момент, когда с машины сгружали свежеотпечатанный тираж вечерних газет. Лэнгар взял одну газету из груды и начал искать какое-нибудь упоминание о смерти Лавердона. Ничего не найдя, он бросил газету и раздраженно попросил другую. Он внимательно просмотрел все страницы и нашел наконец крохотную заметку под заголовком: