Убийца нужен…

— Может быть, мы поднимемся в вашу комнату и поговорим там? — спокойно спросил Дювернуа. Минуту назад он не считал себя способным говорить так хладнокровно.

— Зачем? Я не боюсь гласности!

— Как вам угодно.

— Вы пришли меня шантажировать? Со мной это не пройдет!

— Не забывайте, что я не вашего круга, мсье Лавердон. Погиб молодой человек. У нас есть основания думать, что вы к этому причастны.

— Я не знаюсь с маменькиными сынками.

— Почему же тогда Максим… — Дювернуа напряженно вспоминал его фамилию, но так и не вспомнил, — …почему Максим застрелился из пистолета, принадлежащего вам?

— Ах, она проболталась, эта стерва! — Лавердон шагнул к Лиз.

— Вы не отвечаете на мой вопрос? — спросил Дювернуа.

— Убирайтесь вон отсюда, да побыстрее, а то я вам помогу!

— Только не пугайте меня. В свое время мне приходилось командовать карательными отрядами, и под расстрелом господа вроде вас вели себя скромнее. Многие умирали совсем некрасиво. Я знаю, о чем говорю, меня самого арестовали ваши коллеги в Лионе, в сорок четвертом…

— Вы прохвост!

— Зря вы так нервничаете, Лавердон. Мне просто интересно узнать, до каких пределов может дойти ваша подлость…

— Вот до каких!..

Даниель вложил в удар правой руки всю тяжесть своего тела. Надо сломать этой очкастой каналье ее плохо выбритую челюсть! Он ожидал чего угодно, но только не того, что произошло: встречный удар ребром ладони по предплечью почти совпал с ударом ногой в правую голень. Даниель рухнул на колени, и Дювернуа отпустил ему на закуску пару оглушительных пощечин. Он был счастлив, что смог применить с таким успехом познания по дзю-до, приобретенные в спортивной школе. Эта школа пользовалась в университете большой популярностью.

Даниель поднялся и бросился на Дювернуа, как взбесившийся бык. Дювернуа упал, но успел выбросить вперед ноги и подбить Лавердона. Они покатились клубком, нанося друг другу удары.

Когда они поднялись, вокруг стояли полицейские и, посмеиваясь, ждали окончания потасовки. Лиз и Алекс исчезли, и Дювернуа облегченно вздохнул: он боялся, что девушка будет замешана в этом скандале.

* * *

Через час Дювернуа вышел из полицейского комиссариата. Его переводили в тюрьму предварительного заключения. Он знал, что завтра предстанет перед мировым судьей по обвинению в нарушении общественного порядка, нанесении побоев и ранений. Дювернуа отказался подать жалобу на Лавердона. Зато Лавердон орал во все горло, что его жизнь постоянно подвергается опасности. Комиссар встал на его сторону. Правда, сначала он позвонил в особый отдел Сюрте и получил оттуда справку: обвиняемый Дювернуа и впрямь был весьма подозрительным и опасным субъектом.

XX

Даниель ни слова не сказал Мирейль о потасовке. Служащие отеля также оказались не болтливыми, чем весьма порадовали Даниеля. Все трое — Лиз, очкастый и дылда Алекс — остались в его памяти как выразительный набор интеллигентной сволочи. Вот такие мерзавцы выбрались наверх, они командуют с тех пор, как произошло бедствие, которое эти свиньи нахально называют «освобождением». И этот паршивый преподавателишка, который хвастался тем, что командовал расстреливавшими отрядами! Этакое дерьмо — офицер? Эти мысли навели Даниеля на правильный путь. И он отправился на поиски Лэнгара.

Он смутно надеялся получить новые известия об американской интервенции в Индокитае. Это было ему просто необходимо, может, тогда будет легче думать о неприятностях, омрачавших его жизнь. При последней встрече Лэнгар сулил ему интересные задания, настоящие, крупные дела. По сравнению с ними сведение счетов с Гаво казалось сущей мелочью, не заслуживающей внимания. И все-таки, занимаясь Гаво, Даниель не думал о войне, не думал ни о чем постороннем. Зато теперь, когда он вновь бездействует… К его великому удивлению, Лэнгар начисто забыл их разговор. Он внимательно выслушал отчет Даниеля о проделанной работе и погрузился в размышления. Даниель прервал их вопросом:

— Что нового в Дьен-Бьен-Фу?

— В лучшем случае мы получим там жуткую трепку. Дело идет к концу.

— Вот как, — сказал Даниель.

— Да, струсили все: и Бидо, и американцы… Ладно, не это главное. Мне не нравится твоя история, теперь она может дурно запахнуть. Ты видел газеты? Они очень осторожно пишут о Гаво. Но боюсь, что это ненадолго. Ревельон зашевелится, и тогда…

Лэнгар, как обычно, щелкнул пальцами.

— Тебе надо сейчас же взять жалобу обратно.

— Но он же коммунист!..

— Еще не пришло время стирать это грязное белье публично. Посмотри лучше, как издевательски держится Бебе. На следующий день после несчастья с Гаво он преспокойно отправился в Женеву…