Убийца поневоле

— Слушай, Костыль, — негромко сказала она. — Оставь девчонку в покое. У нас с ней свои дела и свои счеты, а ты путаешься под ногами и все время мешаешь. Имей в виду, нам лишние свидетели не нужны. Будешь таскаться за ней — попадешь в очевидцы, а оттуда — прямиком в покойники. Обе дорожки короткие, разбежаться не успеешь — а они уже и кончатся. Усвоил?

Костыря оторопело молчал.

— И вот еще что, миленький, — продолжала незнакомка как ни в чем не бывало. — Ты, как я понимаю, человек подневольный, как тебе скажут, так ты и сделаешь. Поэтому ты передай своему начальничку мои слова, к нему они тоже относятся, а чтобы он тебе поверил, вот тебе моя фотография. Пусть любуется перед сном. Да пусть запомнит меня получше, не приведи Господь ему еще когда-нибудь мне поперек дороги встать.

Она швырнула Виктору под ноги белый конверт, повернулась и быстро побежала вниз по лестнице. Больше всего его поразил тот факт, что он не слышал ее шагов. Она двигалась совершенно бесшумно. Как только она исчезла из поля его зрения, Костыре показалось, что она просто растворилась в воздухе.

На деревянных ногах он вернулся в комнату, сел на постель и закурил. Подружка крепко спала, отвернувшись к стене. Черт возьми, неужели он все-таки ошибся с девчонкой? Он ведь был так уверен, что она чиста, а тот случай в магазине, когда она ушла от наблюдения, расценивал как досадную неприятность.

Его размышления были прерваны оглушительно громким телефонным звонком.

— Господи, будет мне покой в этом доме или нет? — простонала девушка, зарываясь головой поглубже в подушки.

Звонил Сурик. Голос у него был такой, будто он только что видел привидение.

— Костыль, ко мне только что приходили.

— Кто? — спросил Виктор, чувствуя противное посасывание под ложечкой.

— Баба какая-то, вся в красном. Страшная — жуть. Говорит, что мы должны от девчонки отстать, а то нам всем конец.

— Когда она у тебя была?

— Да только что. Костыль, что делать? Надо Артему звонить…

— Я спрашиваю, когда она у тебя была? — медленно повторил Виктор. — Подумай как следует.

— Чего думать-то? — взвизгнул Сурик. — Я тебе говорю: только что. Я на часы посмотрел, когда дверь открывал, было ровно четыре, а сейчас десять минут пятого.

— И фотографию оставила? — спросил Костыря, сам плохо понимая, о чем спрашивает, потому что того, о чем он спрашивал, просто не могло произойти.

— А… Ты… Как ты узнал? — заикаясь, произнес Удунян.

— Черт, что же это было? Привидение, что ли? У меня тоже была женщина. И тоже ровно в четыре. Твоя как выглядела?

— Ну как… Вся в красной коже, волосы черные, на голове не то лента, не то повязка, тоже красная. Пуговицы сверху расстегнуты, сиськи наружу. Больше ничего не разглядел, испугался очень.

— Что она говорила?

— Что мы должны перестать ходить за девкой, мы им мешаем. У них там свои счеты, свидетели им не нужны.

— Про дорожку говорила?

— Говорила.

— А про начальника?

— Говорила. Она сказала: «начальничку своему передай».

— Все точно, — выдохнул Костыря. — Один к одному. Может, у нас с тобой глюки?

— Ну да, а фотография? — резонно возразил Сурик. — Фотография-то вот, лежит, я же могу ее потрогать.

— Слушай, а может, это все-таки разные бабы, а? — с надеждой спросил Виктор. — Давай встретимся и сличим снимки.

— Давай, — с готовностью согласился Удунян. — Ты ко мне приедешь или я к тебе?

— Лучше я к тебе, — быстро ответил Костыря, который не мог среди ночи выгнать свою подружку на улицу, но посвящать ее в свои проблемы, обсуждая их с Суриком в ее присутствии, он тоже не хотел.

Он уже оделся и собирался написать девушке записку с объяснениями, куда положить ключ, если он долго не вернется, как телефон зазвонил снова. Это опять был Сурик, и голос у него на этот раз был совсем убитый.

— Костыль, мне только что Игорь звонил. У него тоже.

— Твою мать! — в сердцах выругался Виктор. — Да что же это с нами происходит! Я живу в Беляеве, ты — в Марьиной Роще, Игорь — у Речного вокзала. По пустым улицам на самой лучшей машине все равно меньше двадцати минут не выходит. Как же это может быть?

— Не знаю, — прошептал Сурик. — Костыль, мне страшно.

— Ты сказал Игорю, что я к тебе еду?

— Да, он тоже сейчас приедет. Костыль, приезжай быстрей, я не могу, я сойду с ума. — Он чуть не плакал.

— Ладно, держись, скоро буду.

Через полчаса они втроем сидели у Сурика в огромной четырехкомнатной квартире, которую он снимал за бешеные деньги. На столе перед ними лежали три фотографии. Снимки были разные, но женщина на них была запечатлена одна и та же. Та самая, которая час назад в одну и ту же минуту посетила всех троих.

— Она, — уверенно определил Ерохин, по очереди изучив три фотографии.