Убийца с крестом

Хорошо прицелиться не удастся – а что значит хорошо прицелиться? – потому что она не видит его. Если только он войдет в комнату. Но тогда он увидит ее! Только несколько шагов. Один шаг. Чуть-чуть поближе. Чтоб она могла видеть хоть что-то, руку, ногу, голову – что-то. Попробовать выстрелить? Боже! Он входит в кабинет? Входит! Сделать это прямо сейчас, сейчас же, сейчас же!

Щелк.

Что случилось, что она сделала не так, она же зарядила револьвер. Щелк. Нет, он не заряжен, и сейчас дьявол войдет и прикончит ее, войдет и прикончит!

Уолкер стонал, он чувствовал, что приближается оргазм, взрыв, восторг, как поднимается он из глубин его существа. Его член – это автомат, и голые еврейки выстроены на краю открытой шахты – как в фильме «Холокост». Он открывает огонь из своего члена-автомата, косит их, разрывает в куски бледную плоть. Но у одной еврейки большие черные груди, у другой – раскосые азиатские глаза, у третьей – курчавые африканские волосы... оооооо!!!

Щелк.

Уолкер услышал, он понял, что это револьвер дал осечку, но как могло быть такое, ведь ружье он держит в левой руке, а член-автомат – в правой...

Щелк.

Он заметил, как что-то зашевелилось в углу, шагнул в комнату, шагнул – и раскаленный кусочек металла ударил его в грудь. Револьвер Чаппи все-таки сработал. Уолкера отбросило назад. Он выстрелил в ответ, и выстрел разнес бутыль старинного водоохладителя, стоявшую рядом с Эстер. Эстер упала, черная боль накрыла ее, как одеяло, сначала она еще слышала оглушительные вопли Флоренсии, но тише... тише, тишина, пустота, ничто.

* * *

Она приехала погостить к тетушке Ровене в маленький зеленый домик позади овощного магазинчика у пологих холмов Южной Джорджии. Тетушка Ровена была хорошей женщиной, может быть, немного слишком щедрой к своим покупателям. Но, как говорила тетушка, «какое это имеет значение, раз я все равно никогда не беременею». Так или иначе, тетушка Ровена знала, что нужно восьмилетней девочке. И в один воскресный жаркий августовский день она разрезала свое старое платье, пришила к нему хорошенькие кружевные рукавчики, а подол обшила бледно-лиловой лентой. Малышка Эстер не могла оторваться от большого, вделанного в дверцу шкафа зеркала. Она улыбалась своему отражению, встряхивая косичками, которые заплела ей тетушка. А потом они отправились на церковный пикник. Тетушка Ровена несла корзинку с отбивными котлетами, пшеничным хлебом, горохом, рисом и флягой холодного чая. Они шли через поле к старой, давно не крашенной церквушке, и тетушка болтала без умолку. Было жарко, влажно, в траве и в воздухе гудели, щелкали, попискивали насекомые. Они подошли к церкви, и тетушка покинула ее, отправилась здороваться с подругами, а маленькая Эстер осталась на грязном дворе. Мальчики не обращали на нее внимания, а девочки рассматривали и пересмеивались, все они были такие недоступные, чужие. Одна рослая, смуглая девочка с расчесанными на пробор волосами подошла к ней.

– Тебя как зовут?

– Эстер.

Все захихикали.

– Ты откуда такая?

– Из Ланты.

– А тут в деревне чего делаешь?

– Меня прислали погостить к тете Ровене.

Опять хихикают.

– Она шлюха, – сказала девочка, и все засмеялись, а Эстер пожала плечами, она не знала, что такое шлюха. – А ты тоже шлюшка?

Эстер не отвечала. Она почувствовала, что что-то не так. Ее обступили.

– Отвечай же, сучка! Мое имя – Танья, – с гордостью заявила девочка-заводила. – Красивое имя, правда? А твое как, повтори.

– Эс... Эстер.

– Эстер? Это ведьм так зовут. Я знала одну ведьму, ее звали Эстер. Может, это ты и есть? Ведьма Эстер.

Девочки захохотали, закричали:

– Эстер-ведьма! Эстер-ведьма!

Потом все сидели и ели за длинным столом, поставленным на лужайке у церкви. Эстер молча смотрела себе под ноги. У нее пропал аппетит.

– Ты чего притихла, малышка? – спросила тетушка Ровена. Рот у нее был набит котлетой.

После еды дети и взрослые опять собрались вместе, а Эстер тихонько отошла в сторону. Она спустилась к ручейку, который вился под деревьями вдоль пыльной дороги. Там было темно и прохладно. Эстер представила, что она олененок, Бэмби, но вспомнила, что у маленького Бэмби тоже не было мамы, и стала воображать себя Робином Гудом в Шервудском лесу.

Она поиграла на берегу, надеясь найти жука или рака, ничего не нашла, сняла туфли и решила немножко походить по воде. Какой-то треск привлек ее внимание, она подняла голову и увидела на другой стороне ручья, шагах в двадцати, маленького мальчика в полном ковбойском снаряжении – в жилете, шляпе, с кобурой на поясе и большими манжетами.

Он бегал между деревьями, прятался за стволами и все время стрелял: пиф-паф, пиф-паф.

Эстер показалось, что он очень красивый и очень странный. Волосы и брови у него были почти белые, глаза – небесно-голубые, а кожа, как молоко.

Эстер сложила руки рупором и позвала...

– Эй, ковбой!

Белый мальчуган подошел и со своего берега уставился на нее.

– Тебя как зовут?

Он не отвечал.

– Ты чего, язык проглотил?

Мальчик вертел в руках шестизарядный игрушечный пистолет.

– Орем.

Эстер обрадовалась.

– Какое красивое имя. Хочешь играть со мной?