Убийца с крестом

– Нет! Нет! – Эстер колотила кулаками по полу. – Убейте его! Убейте!

Голд взял ее за руку, она вырвалась.

– Убейте, убейте его! – Она подползла к трупу Уолкера, схватила его топор.

– Хорошо, – сказал Голд. Он подошел, разрядил револьвер в неподвижное тело. Кивнул Заморе.

– Убейте его!

Замора стрелял в труп. Примчались копы, которых Голд оставил у входа. Взглянули на него, на Эстер, друг на друга. Ничего не сказали.

– Он мертв, – обратился Голд к женщине.

Эстер посмотрела на труп, подняла глаза на Голда, заплакала.

– Он в самом деле мертв? – Она боялась поверить, слезы катились по лицу, оставляя светлые борозды на грязных щеках, рот жалобно кривился. – О-о-о-о-о, – стонала она.

Голд снял рубашку, прикрыл ее, обнял. Она прижалась к его груди.

– Вызовите санитаров. Проверьте другие комнаты.

Замора присел на металлический стул, взъерошил волосы.

– Все хорошо, все хорошо, – шептал Голд на ухо Эстер.

Понедельник, канун Рождества

2.57 дня

Шел дождь. Всю неделю шел дождь. Как в ту неделю, когда умерла Анжелика. Прибрежное шоссе перекрыли. Дома съезжали в каньон Лорел. Небо было низким, серым, и как только дождь прекратился, становилось необычайно чистым. Снег на вершинах был виден с бульвара Сансет.

В этом году Рождество и Ханука совпали. На празднично сверкающих улицах в Беверли-Хиллз полно покупателей. Витрины одних магазинов украсились красным и зеленым, других – синим и белым.

Голд отыскал ресторан, в котором он должен был встретиться с Уэнди. Она пригласила его на ленч. Претенциозное заведение, папоротники, графика по стенам. Волосы у официанта были как шахматная доска – прядь черная, прядь оранжевая. Голд заказал виски, но тот сказал, что здесь подают вино и пиво. Голд попросил кружку пива, и официант закатил глаза, словно говоря: «Естественно», – и удалился прочь.

– Просто пиво? – Официант презрительно усмехнулся, мол, так я и знал.

Голд снял целлофан с новой сигары, закурил. Он потягивал пиво и смотрел на потоки воды, сбегавшие по оконному стеклу.

Он увидел, как подъехала Уэнди в своем «вольво», как искала место для парковки, как перешла улицу. Она выглядела похудевшей, повзрослевшей.

Уэнди заметила его, тепло улыбнулась. Сердце Голда растаяло.

– Привет, папочка, – поздоровалась она, снимая пальто. – Я видела твою фотографию в газете. На свадьбе той девушки. Девушки, на которую напал садист-наци.

Она проскользнула к нему за столик, уселась напротив. Нет, выглядела она замечательно. Но по-другому, совсем по-другому.

– Как ты? – спросил Голд.

Она только рукой махнула.

– Очень мило со стороны той девушки пригласить тебя на свадьбу. За кого она вышла, за полицейского?

– За офицера из отдела по условным освобождениям. – Голд рассматривал дочь, как будто видел ее впервые. Она так изменилась.

– На фотографии она хорошенькая. Она совсем оправилась? От того... того избиения? – Уэнди запнулась на слове «избиение» и несколько секунд избегала взгляда Голда. Потом прямо, спокойно посмотрела на него.

– Я думаю, она еще лечится. Но у нее все прекрасно, просто превосходно.

– С ее стороны было очень мило пригласить тебя.

– Очень мило.

– Хотя естественно. Ты спас ей жизнь. – В голосе Уэнди слышалась гордость за отца.

Голд пожал плечами.

– Я опоздал. Я должен был спасти остальных.

– Ты сделал все, что мог. Больше. Ты спас ей жизнь. Не будь так строг к себе, папочка. Ты всегда слишком строг к себе, – запротестовала Уэнди.

Они помолчали. Дождь усилился, нагруженные свертками люди разбегались в разные стороны, спешили укрыться где-нибудь.

– И еще один полицейский был на свадьбе. Красивый мексиканец.

– Наполовину мексиканец, наполовину ирландец. Но он ушел из полиции.

– Да?

– Он стал актером. Сразу после каникул начнет сниматься в одном фильме в Мехико.

– Я не знала.

– После этой истории у него было много предложений. С тех пор он все время снимается.

Вернулся официант с шахматными волосами. Уэнди заказала шпинат и шабли. Голд долго изучал меню: Какие-то диковинные пиццы, салаты для гурманов, торты с пикантными наполнителями, горячие сдобные булочки с ломтиками ананаса. Официант нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Гамбургер, – наконец сказал Голд.

Официант покровительственно улыбнулся.

– С авокадо, сэр?

Голд улыбнулся в ответ.

– С луком. И побольше майонеза.

Официант ушел. Голд чиркнул спичкой, зажег потухшую сигару.

– И мне, папочка. – Уэнди порылась в сумочке, вытащила сигарету.

– Ты-то когда начала? – Голд дал ей прикурить.

Уэнди затянулась.

– Забыл? Той ночью.

Они долго молчали. Потом Голд увещевающим тоном сказал:

– Все же это нехорошо.

Уэнди улыбнулась, погладила его по руке.

– Папочка, я подала на развод.

Голд кивнул.

– Думаю, ты права. – Глаза его сверкнули. – Подожди-ка. Ты потому пригласила меня? Хоуи беспокоит тебя? У него хватает наглости предъявлять права на Джошуа?

– Нет, нет. Ничего подобного.

– Если он на что-то такое осмелится, скажи мне. Я с ним разберусь по-своему.