Убийца с реки Дженеси. История маньяка Артура Шоукросса

Через несколько минут он опустил голову на грудь и, словно застыдившись, сказал:

– Единственное, что сейчас поддерживает во мне жизнь, – это Роуз. Бывают моменты, когда я знаю, что она любит меня, и бывают моменты, когда мои чувства идут еще дальше.

– Дальше? В каком смысле?

– Я хочу покончить со всем этим.

Наверное, мне следовало тут проявить сочувствие, но даже психиатры не любят, когда их обманывают. Я стал очень скептически относиться к мистеру Артуру Шоукроссу.

Прежде чем интервью закончилось, я уловил намек на еще один физический симптом. Комната для допросов была освещена неярко, но он продолжал моргать. Я уже заметил, что он более внимателен и бдителен в полутьме, типичный полуночник. Он сказал:

– Я просто пытаюсь держать глаза открытыми, чтобы они не косили.

Я записал – «фотофоб» и подумал, что это, наверно, не очень важно, как и все остальное интервью.

Как обычно, я проинформировал Рона Валентайна. Я всегда восхищался Роном за его честность и неподкупность, но в последнее время зауважал еще больше. Снова и снова я убеждал себя в том, что психиатрическая защита не сработает, а офис государственного защитника округа Уэйн тратит впустую сто долларов в час, удерживая меня на этом деле. Когда я говорил об этом Рону, он обычно отвечал, что ему плевать, и он хочет узнать, что в голове у этого парня. Рон также постоянно напоминал мне, что я так пока и не дал ответа.

Мы проговорили по телефону почти час. Подводя итог, я сказал:

– Послушай, у нас есть тип, на поведение которого влияет что-то, чего мы не можем понять.

Черт, в этом и заключалась проблема. Но вдобавок ко всему он симулировал симптомы и притворялся. Почему? Может быть, его испортило слишком пристальное внимание со стороны профессионалов. Может быть, его разум тянуло в слишком разные стороны. Я сказал:

– У меня такое чувство, что мы никогда его не раскусим. Это было трудно и раньше, когда он был сговорчивее, но теперь, когда он намеренно все запутывает, это просто невозможно.

Рон сказал:

– Слушай, Дик, это единственный серийный убийца, который у нас есть. Давай узнаем о нем все, что можно. Если это не поможет Шоукроссу, может быть, поможет какому-нибудь другому бедолаге. Ты же не хочешь сдаваться, верно?

– Ну, эм… нет, – сказал я.

Конечно, не хотел.

Я повесил трубку и закурил еще одну сигарету. Доктор Фрейд пристально смотрел на меня со стены кабинета. Интересно, как бы он справился с этим делом. Генерал Борегар завилял хвостом, привлекая к себе внимание. «Чего мне не хватает?» – спросил я себя. Где я ошибаюсь? За многие годы общения с проблемными типами я никогда не сталкивался с такой диагностической загадкой. Я решил ответить сам себе на ряд простых вопросов:

Шоукросс – сознательный лжец? Да.

Он также растерян, смущен, сбит с толку? Конечно. И поэтому еще больше похож на лжеца.

Он социопат? Да, законченный.

Жертва посттравматического стрессового расстройства? Даже близко нет.

Жертва насилия со стороны родителей? Вряд ли.

«Дурное семя» дегенеративной семьи? По общему мнению, Шоукроссы до боли заурядны.

Имеет повреждение мозга? Не очень значительное.

К этому времени я знал об этом человеке чертовски много, но в данном случае, похоже, расхожее клише «чем больше, тем лучше» действовало наоборот – «чем меньше, тем лучше». Чем больше я собирал информации, тем больше появлялось сомнений во всем, в том числе и сомнений в собственных возможностях.

Вернувшись к коробкам с материалами, которые окружной прокурор передал Рону, я попытался понять, что пропустил. Я перечитал школьные записи Шоукросса, а также обширные данные о его детстве. Мне показалось интересным, что во втором классе у него были в среднем высшие оценки. Еще более интересными выглядели заверения семьи о том, что он был нормальным, любящим ребенком, что у него было, по словам его брата Джеймса, «счастливое детство, полное радостных событий». Я не смог найти ничего, что опровергло бы утверждение матери о том, что Артура любили и баловали, по крайней мере в детстве.

Старые документы также подтвердили, что у него были серьезные проблемы с поведением. После успешного второго класса он больше никогда не достигал прежнего высокого уровня. Что, черт возьми, вызвало в нем такую глубокую перемену?