Я все думала, как быстро это произошло: буквально
Несколько дней спустя я позвонила к нам домой около 15:00, и линия была занята. Я попробовала еще два или три раза, и оператор сказал, что никаких разговоров на линии нет. Мне это показалось странным, ведь когда я уходила на работу, с Артом все было в порядке.
Я рассказала своему боссу, что должна проверить, и он отпустил меня домой.
Арт лежал на полу ванной – в полной форме, с галстуком и всем прочим. Я потрясла его, но он не пошевелился. На раковине стояли два пустых пузырька из-под таблеток и пакетик с остатками белого порошка. Никакой записки я не нашла.
Медики увезли Арта. На каталке он выглядел так, что я уже не надеялась увидеть его живым.
Через некоторое время позвонили из больницы. Они промыли ему желудок. Если бы я нашла его пятнадцатью минутами позже, он бы умер. Может, так было бы лучше.
Когда Арт вернулся домой, я спросила, почему он пытался покончить с собой. Он сказал, что чувствует – я больше не люблю его. Я была поражена. Я любила его и всегда, изо всех сил старалась показать это.
– Я сделал тебе так много плохого, – сказал он.
Это меня тоже поразило. Он никогда не помыкал мной и не угрожал мне. У него были проблемы с психикой, и он вел себя странно, все это правда, но он не делал ничего плохого лично мне. Я решила для себя, что он привез эту проблему с войны, и мы вместе во всем разберемся. Ведь проблемы бывают у всех молодых пар.
– Что плохого ты когда-либо сделал мне? – спросила я.
Арт не ответил и просто уставился в пол. Я знала это настроение. Когда он был в таком состоянии, разговаривать с ним было бесполезно. Он просто отгораживался от тебя.
Несколько дней спустя мне домой позвонил его сержант:
– Черт возьми, где Арт? Он опаздывает на два часа.
– Не знаю. Я высадила его из машины вовремя.
Когда он вернулся домой в тот вечер, я спросила, где он был.
– Не твое дело, – ответил он.
– Ну, мне-то все равно, Арт, но сержант спросит то же самое, когда ты придешь завтра.
– Я просто гулял, – сказал он.
По выражению его лица я поняла, что давить сейчас не стоит. В тот вечер я снова задала вопрос, в чем дело, но ответа не получила.
Весной 69-го он получил почетную отставку после двухлетней службы. Мы сели в машину, вернулись домой в Клейтон и сняли коттедж за нашим семейным домом, стоивший пятьдесят долларов в месяц. Ситуация была нелегкая, но я не собиралась ставить крест на нашем браке. Я была на третьем месяце беременности и надеялась, что ребенок, особенно если будет сын, в этом смысле поможет.
Арт хотел только одного: ловить рыбу на лодке моего отца. Искать работу он отказался, но постоянно говорил о друзьях, которых потерял во Вьетнаме, о смерти и мешках для трупов. С одной стороны, он вроде бы боялся смерти, а с другой, смерть каким-то странным образом привлекала его самого. Эта тема постоянно была у него на уме.
По сравнению с тем временем, как мы впервые встретились в танцевальном зале, он очень изменился. Требовал, чтобы все делалось так, как нужно ему, и закатывал истерики, словно двухлетний ребенок. Я не могла уговорить его пойти в церковь. И еще он врал – всегда и во всем. Даже в мелочах, которые не имели никакого значения.
Я возила его на собеседования по поводу приема на работу, и он всегда выходил оттуда взбешенный. Его злило, что ветеранов нигде не уважают. Людей, казалось, возмущало, что он служил во Вьетнаме. Меня поражало, что он никогда в жизни не пользовался большим уважением, а теперь совершил что-то храброе и не получил за это признания.
Я попыталась подбодрить его:
– Ты сражался наравне со всеми. Просто эту войну не считают справедливой.
Он сказал:
– Я отслужил свой срок, а они обращаются со мной как с грязью.
Впервые за все время нашего брака он начал сильно пить. «Джонни Уокер», «Катти Сарк», «Джим Бим» – с ними он прошел путь от почти трезвенника до заядлого пьяницы. Он сидел на краю причала и пил прямо из бутылки. Потом отправлялся на долгую прогулку, часа на три-четыре. А возвращаясь, набрасывался на меня: «Ты не поддерживаешь порядок в доме… Ты растолстела…»
Врач сказал, что с весом у меня все в порядке. Просто я – полная женщина, вот и все. И в нашем маленьком коттедже всегда была чистота и уют.
Все чаще в его речи мелькало что-то вроде: «Как, черт возьми, мы будем растить ребенка?» Он все чаще впадал в мрачное настроение, когда выпивал, его выводила из себя любая мелочь.