Когда Пенни услышала то, что последовало за этим, она не выдержала и заплакала.
Кубински решил добиться признания прежде, чем душитель потребует адвоката. Это элементарная полицейская процедура: зачитывая задержанному его права, в глубине души детектив молится, чтобы подозреваемый этими правами не воспользовался.
Пенни Шоукросс и помощнику окружного прокурора Гилберту досталась роль молчаливых слушателей. Два же главных героя этой сцены сошлись лицом к лицу в комнате «А» полицейского управления. Это небольшое кубическое помещение предназначалось для жестких допросов и обставлено было соответственно: никаких картин или безделушек, только несколько стульев и окно с видом на Стерлинг-стрит. Кубински опустил штору, и одним отвлекающим фактором стало меньше. Он хотел добиться полного внимания.
Детектив в четвертый или в пятый раз прослушал показания Шоукросса и снова отметил про себя слабое место между 12:00 и 14:30. В каждой версии своего рассказа Шоукросс менял те или иные детали и пересматривал факты, но этого все равно было недостаточно, чтобы обосновать арест.
Через пятнадцать минут после начала допроса полицейский в форме подозвал жену Шоукросса и помощника прокурора к выходу. Речь шла о получении ордера на обыск, и Пенни для этого нужно было вернуться в «Кловердейл апартаментс».
Оставшись наедине со своей добычей, Кубински пошел в атаку.
– Арт, посмотри на меня.
Шоукросс уставился в стену.
– Черт возьми, Арт,
Шоукросс продолжал смотреть в сторону.
– Я
Ответа не последовало, и Кубински сменил тактику на более мягкую.
– Слушай, Арт, давай будем благоразумны.
Он прослужил в полиции восемнадцать лет, из них восемь лет детективом, но никогда еще не сталкивался с таким чудаком. Парень, казалось, считал половицы, и его плотно сжатые губы представляли собой жесткую прямую линию.
– Эй? – рявкнул Кубински. – Ты меня слышишь?
Шоукросс и глазом не моргнул. Детектив повысил голос:
– Знаешь, кто ты такой, парень? Ты гнилой сукин сын! Ты убил эту девочку. Ты это знаешь, и я это знаю.
«Послушай только себя со стороны, – подумал Кубински. – Ты одновременно и хороший, и плохой полицейский. Это что-то новенькое. Но что это мне дает?
Он погрозил подозреваемому пальцем.
– Ты никчемный сукин сын. – Кубински понизил голос, чтобы его не было слышно в коридоре. – Мне бы следовало пристрелить тебя прямо сейчас, ублюдок! Подумай, что ты сделал с этой девочкой.
Лицо Шоукросса превратилось в маску. «Как, черт возьми, ему удается так от меня отгораживаться?» – думал детектив. Возможность провала в деле с этим ужасным убийством так взволновала его, что он вышел на улицу успокоиться. Рядом не было ни души. Вернувшись через какое-то время в комнату для допросов, Кубински услышал, как Шоукросс что-то бормочет. Прислушавшись, он как будто разобрал страшное слово «адвокат».
– Подожди минутку, Арт. Я сейчас вернусь.
В коридоре помощник прокурора разговаривал с патрульным. Пенни Шоукросс уехала в «Кловердейл апартментс». Оставалось только надеяться, что она уже не вернется. Преступники редко дают признательные показания в присутствии родственников.
– Парень начинает беспокоиться, – сказал он Хью Гилберту. – Думаю, он собирается просить адвоката.
Помощник прокурора посоветовал ему не делать ничего, что могло бы поставить под угрозу само расследование. Это означало одно: соблюдать до последней буквы правило Миранды[8]
.Когда детектив вернулся в комнату «А», Шоукросс уже вставал.
– Погоди минутку, Арт, – быстро сказал он, похлопав его по плечу. – Садись. Давай поговорим еще немного.
Душитель нахмурился и сел. Кубински напомнил себе, что полицейский со значком имеет несправедливое преимущество перед бывшим заключенным, работающим на свалке. «С другой стороны, – подумал он, – как бы я ни обошелся с этим пройдохой, моя совесть будет чиста. Я
– Итак, Арт, – сказал он. – Давай поговорим о том, что ты делал с двенадцати до трех часов дня.
Спарринг возобновился, медленный, утомительный, с частыми тяжелыми паузами. Иногда Шоукросс спрашивал, что с ним будет, если он признается. Когда детектив указывал ему на нестыковки и противоречия в показаниях, тот только пожимал плечами.
Каждый раз, когда возникало желание отступить и закончить, Кубински заставлял себя мысленно вернуться к сцене на мосту, которую видел десять часов назад. После того как с тела убрали тротуарные плитки, в свете полудюжины фонариков стали видны пятна крови. Патологоанатом сказал, что жертву могли убить до того, как изнасиловали. А возможно, эти два действия произошли одновременно. Кубински вздрогнул. «Если на небесах есть Бог, – сказал он себе, – то она уже наверняка была мертва».