Убийца сновидений

Справа у стены — лежанка, застеленная клетчатым одеялом. Слева — небольшой стол с подпаленными ножками. На столе — пустые бутылки, алюминиевая миска, мутные стаканы, окурки, дохлые мухи… В этом доме наверняка никто не жил, а если кому-то и пришлось провести здесь несколько дней, то всего лишь в ожидании. Голиков надеялся, что ему не придется ждать долго.

Дощатая дверь была заперта изнутри на примитивную задвижку. Отодвинув ее, он потянул за ржавую проволочную петлю. Через открывшийся проем увидел часть деревянной веранды, крыльцо и уходящую от крыльца полоску голой земли среди пожухлой травы. Такое впечатление, будто кто-то рассказывал ему об этом месте, только сам рассказчик начисто стерся из памяти. Иначе откуда Максу знать, что через пару десятков шагов тропа раздваивается: левая ведет к колодцу, а правая — к перекрестку, на этот раз настоящему. Что такое настоящий перекресток? Тот, где происходят роковые встречи, где меняется судьба. Тот, куда нельзя вернуться по своей воле. Тот, на котором получаешь шанс только раз в жизни… и на котором теряешь — тоже всего лишь раз.

Макс догадывался, что дом — не более чем декорация, тщательно проработанная, но все равно насквозь фальшивая. Уже стоя на пороге, он оглянулся, словно и впрямь надеялся застать врасплох неведомого иллюзиониста. Бультерьер догнал его и протиснулся мимо, задев боком штанину. Проникавший через дверной проем свет не сделал более различимой стену напротив. Максу показалось, что на самом деле никакой стены нет, а огромный «анх», парящий в пустоте, медленно поворачивается и распадается на фрагменты, все больше напоминая выродившийся «Атомный крест» Сальвадора Дали.

Прочь отсюда. Повернувшись, он прошел по скрипящим доскам, спустился по скрипящим ступеням. Если кто-то когда-то и красил дом, то ветер и дожди стерли следы этих усилий. На перила крыльца села невесть откуда взявшаяся птица. Под крыльцом стоял ржавый остов детского велосипеда. И хотя все возрасты были вроде бы равны перед игрой вероятностей, еще меньше Макс ожидал увидеть здесь коляски, колыбели, кормящих матерей. Почему так? У него были кое-какие догадки на сей счет, но он предпочитал не углубляться в тему даже умозрительно.

А пес оказался живчиком; во всяком случае, фраза «едва переставлял лапы» уже вряд ли к нему подходила. Да, моложе он не стал и двигался скованно, но, глядя на него, можно было скорее назвать его выздоравливающим после тяжелой болезни, чем умирающим.

Макс окунулся в серую дымку непонятно какого времени суток — то ли близился вечер, то ли недавно рассвело. В осени он был почти уверен, в подбирающемся холоде и скрывающей солнце пасмурной мгле — тоже, а пейзаж напоминал кадры из старого фильма, снятого на пленку с коричневым отливом. Но не только оттенками. За пределами обнесенного символическим забором двора до горизонта простирались бескрайние поля с торчавшими кое-где клочьями соломы. Две пыльные проселочные дороги скрещивались под прямым углом; рядом с перекрестком стояло дерево, голое и черное — должно быть, после удара молнии. Классика. С одной стороны мертвого дерева торчал длинный, почти горизонтальный сук, отходивший от ствола на трехметровой высоте. Идеальное дерево Иуды. Для полноты картины не хватало только висельника и пары воронов, но исподволь возникало впечатление, что в случае чего и за этим дело не станет.

«Да ладно, — сказал он себе, — ничего зловещего. Безлюдье, голая земля и, главное, способ, которым ты сюда добрался, — причин вполне достаточно, чтобы это место казалось не вполне обычным. Но на большее оно пока не тянет».

И не тянуло еще минут сорок. Макс даже заскучал. Действительно, было холодно и тоскливо. Кроме того, давал знать о себе сушняк. Голиков решил сходить к колодцу напиться, а заодно размять ноги и хоть немного согреться. Он гнал от себя догадки насчет того, чего или кого он здесь ждет. Это было все равно что играть в прятки с самим собой: вроде бы помнишь, где спрятался, но, хоть убей, не можешь найти. И вдобавок боишься обнаружить себя мертвым.

Колодец ненадолго отвлек его от пустопорожних мыслей. Он оказался неглубоким и пересохшим, но точно не был пустым. Когда Макс увидел то, что покоилось на дне, он тотчас забыл о своей жажде. Им овладело неодолимое стремление оказаться подальше от этого места. И еще, конечно, он испытал позывы к рвоте. Он отступил, но не побежал и каким-то чудом не выблевал полупереваренный ужин. Удержаться от этого помогло понимание: такие предупреждающие знаки оставлены на перекрестках не случайно. И воспоминание: когда-то ему и Савеловой преподносили кое-что пострашнее. Например, зажаренного ребенка в ресторане «Калимантан».