Так и есть. Рюмин встал, натянутая улыбка с лица исчезла.
Начал стихами, да какими!
-- Друзья, прекрасен наш союз!... -- Потом проза: -- Поверьте, говорю сердечно -- тронут, очень тронут. Это чертовски трогательно. У нас впереди огромная перспектива, приблизим же ее нашими трудами!
"Но картавит, аж слушать противно! -- поморщился Парамошкин. -- Уж зная свой дефект, выбирал бы слова без "р"..."
Рюмин меж тем перешел к делу:
-- Значит, планы у нас следующие: завтра утром на электричку и в Варшаву. Там дораспродадим остатки, закупим магнитолы и вечером на Брест.
-- Уже? -- удивился Парамошкин. -- Хоть бы еще денек здесь прихватить, а уж потом Варшаву посмотреть...
-- Смотреть да отдыхать после будем, -- фыркнул Рюмин. -- Во вторник я должен быть на работе, тут уж никуда не денешься. Еще раз объясняю: в Варшаве можно шмотки быстрее распродать, там же купим и магнитолы. Да и погода наладилась: на верхотуре стадиона дуба не дадим. Короче, нравится -- не нравится, а укладываем сумки и бай-бай. -- Самое сложное завтра -- это сесть в вагон. -- Помолчал, посмотрел оценивающе на Парамошкина. -- Мы, Григорий, очень рассчитываем на твои спортивные способности.
Тот удивился:
-- Что так?
-- Пробиться в вагон практически невозможно, из-за огромного наплыва "челночников".
-- Неужели так сложно?
-- О-о-о! -- заохали все разом. -- Это видеть надо! Да завтра сам убедишься. Одни "быки" чего стоят...
-- Чепуха какая-то. У вас, ей-Богу, проблема на проблеме и проблемой погоняется. Теперь еще какие-то "быки" появились...
-- Ну, другим словом -- вышибалы, -- пояснил Шлыков. -- У них крепкие руки-ноги (прости за сравнение), оловянные задницы и пусто в черепках. Вот они и проталкивают своих в вагон.
-- Выходит, и меня считаете из их породы? -- обиделся Григорий. -- Значит, и у меня в черепе, -- постучал пальцем по голове, -- пусто?
Не надо же так в лоб понимать! -- стал выкручиваться покрасневший Шлыков. -- Я не это имел в виду. Ты -- совсем другое. Извини за дурацкое сравнение.
Рюмин и Скоркин молча укладывали сумки. Рюмин поднял голову.
-- Да ладно, -- сказал он Парамошкину. -- Чего обижаться. А в вагон нам без твоей помощи никак не прорваться. Посмотри на них, -- махнул рукой в сторону хрупких, далеко не спортивного вида Скоркина и Шлыкова. -- Разве они на такое способны? Ясно, что нет. В общем, не обижайся, а помоги, в долгу не останемся. -- Рюмин, кажется, впервые просил Парамошкина войти в положение и помочь.
-- Да ладно, -- кивнул Григорий. -- Завтра сориентируюсь по обстановке...
Перед сном решали, какую брать в Варшаве для продажи аппаратуру. Музыкальный центр известной фирмы "Осака" слишком дорог, на нем в Каменогорске много не наваришь. Магнитола "Панасоник" тоже дороговата, а вот магнитола фирмы "Осака" по стоимости и спросу как раз устраивала. Единственное неудобство -- громоздка, но с этим придется смириться. Уж как-нибудь довезут. Парамошкин прикидывал, сколько штук сможет купить. Везти придется с учетом трех рюминских магнитол. В который уже раз за время знакомства с ним убеждался, что тот из всего делает выгоду. Если взять даже десяток магнитол, -- думал, засыпая, -- то какой же будет навар?... Надо прикинуть... но это завтра... завтра..." -- заснул и словно отрубился. Рюмин и Шлыков еще о чем-то разговаривали.
XIV
Увидеть Варшаву, погулять по центральным улицам -- не получилось. Как рано утром вышли из электрички, как втянул их в себя людской поток, так и двигались точно в русле полноводной речки, вбирающей в себя ручьи и ручейки из горожан и "челноков".
Купили билеты, прошли на стадион, поднялись на самую верхнюю площадку и разложили остатки товара. Укутавшись потеплей, начали торговать. В самом деле, как на семи ветрах, до того продувает, а главное -- никуда не спрячешься и нигде не приткнешься. Набросив на себя плащ-накидку, Парамошкин стоял "как кум королю".
-- Ты умница, что додумался накидку прихватить, -- с завистью говорил Рюмин, пряча под нее свою страусиную, с рыжеватой бородкой, голову.
Цены договорились особенно не гнуть, а побыстрее распродать товар и пораньше закупить магнитолы. Самое сложное началось вечером, на одной из городских железнодорожных станций. На широкой платформе бурлила людская толпа. Она будто пьяная качалась из стороны в сторону, всем хотелось уехать.
Подошел Рюмин. Он ходил узнавать, с какой стороны платформы подадут поезд. Сказал тихо, чтобы рядом не услышали. Передвинулись, и началось долгое, мучительное, с еще неизвестным исходом, ожидание. По радио объявили, что отправка поезда задерживается. Толпа гудела, нервничала.
Рюмин который раз поучал: прорываемся кто как сможет, занимаем купе, сумки подавать через окно. Особые надежды возлагались на Парамошкина.
-- Ну как? -- опять спросил его Рюмин.
-- Нормально.
-- Удивляюсь, ей-Богу, удивляюсь! Кругом все с ума посходили, а ему нормально. Вот человек!
А Парамошкин в себе уверен. Предупредил только, чтобы держались плотнее друг к другу и не зевали.