Стоп! Кажется, он! Наконец-то прибывает! Как же долго ползет и как медленно останавливается. Но вот в последний раз состав дернулся и застыл. И... начался штурм. К двери прорывались по центру и с двух боков. Откуда-то перед Парамошкиным оказалась крошка-женщина с двумя объемными сумками. Она же ему мешает! Тыркается туда-сюда, и ни с места. Но не давить же ее...
В вагон между тем прорывались новые пассажиры. В окна потоком поплыли сумки и чемоданы. Стоявший рядом Рюмин стонал:
-- Пропустили, пропустили!.. Чего же ты ждешь?! Давай!
Парамошкина подгонять не надо. Понимает, что зря встали по центру, да еще и эта женщина... С большей силой толпа даванула слева и всех, кто стоял перед Парамошкиным, смело в сторону. Ан нет, всех, да не всех. Эта женщина к нему словно прилипла. Два амбала пропускают своих. Что ж, на силу -- силой!
Р-раз -- и женщина оставлена. Теперь никто не мешает. Несколькими рывками Григорий освободил проход к двери. Внимания на крики и угрозы не обращал. Резко повернувшись, стал пропускать Рюмина, Шлыкова и Скоркина. Подняв сумку вверх, вошел следом. Услышал крик Рюмина, чтобы сумку оставил в туалете.
Зачем? -- не понял Парамошкин. -- Запрещено ведь.
-- Ставь, другие займут!
Поставил и отошел к окну. Вернулся злой-презлой Рюмин. все купе заняты, проход почти заставлен. Хорошо, что туалет вовремя заняли, там аппаратура в сохранности.
Прижавшись к окну, Парамошкин увидел ту маленькую женщину. Потеряв надежду пробиться, она стояла беспомощная, жалкая, вытирая слезы. Сдвинув рывком вниз стекло, Григорий крикнул:
-- Идите сюда, помогу!
Подошла, в глазах мольба.
-- Давайте сумки, скорее!
Молчит, не решается -- а вдруг жулик? Но потом поверила. Так, сумки в вагоне, теперь ее втянуть... Получилось! Слава Богу, даже с души отлегло.
-- А я-то вас ругала, так ругала, уж простите!..
Рюмин недоволен. Зачем эта женщина, когда самим не повернуться.
К ночи в вагоне утряслось, расставилось, уплотнилось. Освободились проходы, появились места в купе, где можно было присесть и вздремнуть. Туалеты же по-прежнему завалены сумками и чемоданами, кому приспичило -- терпят.
Впереди показались станционные огни. Поезд стал притормаживать. Объявили десятиминутную остановку. Из вагонов с грохотом посыпались пассажиры в поисках туалета. Туалет на станции один, пассажиров -- тьма, время стоянки ограничено... Картина, конечно, еще та: массовый туалет на всеобщем обозрении. Мужчины и женщины, не стесняясь, оголяются, ни на что не обращают внимания, лишь бы-лишь бы... Поляки плюются: варвары! дикари!
-- Не могу смотреть, -- сказала попутчица и отвернулась. -- Маразм да и только. Какие-то идиоты забили сумками туалеты. Что о нас подумают?
Парамошкин молчал. А что скажешь, если сам из числа этих "идиотов". Не раз вспомнил недобрым словом Рюмина, который давно похрапывал в купе. Ему-то наплевать на все.
Поезд тронулся. До Бреста теперь остановок не будет.
XV
Первый вояж Парамошкина в Польшу подходил к концу. Для него он оказался не таким уж сложным. Теперь все позади, и можно сказать прямо: поездка удачная, даже сам не ожидал. Если так пойдет и дальше, то лучшего и желать не надо.
Из Москвы в Каменогорск возвращались не вчетвером, а вдвоем с Рюминым. Шлыков решил остаться погостить в столице у своих родственников. Его отпуск еще не закончен. Скоркин, позвонив домой, узнал, что отец вечером выезжает в Москву и просит утром встретить. Причину приезда отца в столицу Вениамин не объяснил, а возможно, и сам не знал.
Кроме Парамошкина и Рюмина в купе была молодая, по-видимому, совсем недавно поженившаяся, пара. Они ворковали как голубки, абсолютно не обращая внимания на своих попутчиков. Чтобы не смущать молодоженов, Рюмин с Парамошкиным вышли в коридор.
Парамошкин этого разговора ждал. Он хотел, наконец, ясности насчет поездок: будут они еще или нет, возьмет его с собой Рюмин или на этом все закончится. Рюмин закурил и сделал несколько глубоких затяжек.
-- Знаешь, я им сейчас завидую, -- сказал он.
-- Кому? -- не понял Парамошкин.
-- Молодым, что в купе милуются. Счастливые... Ладно, перейдем к делу. -- Приоткрыв заднюю дверь, Рюмин бросил окурок и тот, сверкая искрами, полетел вниз.
-- Не знаю как я тебя, Григорий Иванович, но ты меня вполне устраиваешь, -- сказал он, откашлявшись. -- Выносливый, врубаешься в суть с полуслова и, конечно же, сильный. Уверен, что не продажный.
-- Вот еще! -- недовольно загудел Парамошкин.
-- Да-да, а в деле это тоже немаловажно. Думаю, что наш "тандем" должен неплохо сработать. Не скажу, что я -- мед, но и не губошлеп какой-нибудь, трепать попусту языком не привык.
-- Уж это мне известно, -- сказал Парамошкин, подыгрывая Рюмину. -- Не раз думал: а как бы я поступил в той или иной ситуации и, если честно, то не ровня тебе. До тебя мне пока далеко.
-- Ладно-ладно, -- ухмыльнулся довольный похвалой Рюмин. -- Теперь о наших планах. Через пару недель опять махнем в Польшу. Резон имеется. А дальше... Дальше загадывать пока не будем.