Но после денежной реформы все вдруг резко изменилось. На смену людям пришла техника, тракторы вместо лошадей, картофельные комбайны и тому подобные облегчавшие жизнь устройства. Углублялась специализация сельского хозяйства — одни занимались скотооткормом, другие исключительно зерновыми, птицеводством, имея в своем распоряжении целые парки самой современной техники.
Но реформа была еще впереди, а вот зима 1946/47 года выдалась необычно холодной. Мороз стоял такой, что даже вода в моей каморке превратилась в лед. А на улице лежал метровый снег. Приходилось лопатами расчищать дороги. Мы в ту зиму занимались перевозкой леса. Необходимо было очищать от снега торцы бревен, где был намалеван номер, и закреплять на бревнах цепи для транспортировки. Один раз я неправильно закрепил цепь, и она по дороге свалилась в снег. Густав велел мне отправляться на поиски цепи — дело в том, что цепи тогда были на вес золота. Я пошел искать проклятую цепь, рыскал по морозу до десяти вечера, вернулся промерзший до костей, но цепи так и не нашел. Поручили найти цепь каким-то работягам. Те мигом нашли ее, за что и были награждены мешком пшеницы, ломтями ветчины и свойской колбасой.
Надо сказать, что даже зимой на крестьянском хозяйстве всегда найдется работа, так что лежать, переворачиваясь с боку на бок, не приходилось.
Когда я услышал о том, что в деревне существует даже спортивное сообщество, я мигом решил присоединиться. Встречи происходили в зале Хагеманна. Во всем округе тогда не было ни одного спортзала. Я быстро вписался в компанию, хотя и зал этот мало чем напоминал спортивный. Нашим девизом стали порядок, железный режим и тренировки, тренировки. Неженками мы никак не были. Вместо толстых и мягких резиновых матов приходилось использовать циновки, и не один из нас набивал на них синяки.
Кроме гимнастики на нехитрых снарядах — перекладина, брусья, мы решили организовать и клуб любителей и игроков в ручной мяч. В нашем округе Шпринге наш пример оказался заразителен — вскоре появилось еще целых 6 таких клубов. На товарищеские встречи мы ездили либо поездом (личного транспорта тогда не было), либо на велосипедах. В последнем случае мы были вынуждены расходовать драгоценные силы на то, чтобы крутить педали, а на спорт уже их и не оставалось. Трудновато ли, знаете, передвигаться на двухколесном ножном транспорте по десятисантиметровому снегу. Но пропустить встречу — такое было у нас немыслимо.
Несколькими годами позже стали устраиваться и легкоатлетические соревнования. Гаревых дорожек не было, да и круг был всего-то 300 метров длиной. Но успехи участников были впечатляющие.
В конце концов, все наши спортивные сообщества решили объединиться. Возникло три отделения — футбол, настольный теннис и гимнастика.
Мы регулярно, как я уже говорил, посещали тренировки, и у нас стало обычаем посидеть за столом, выпить пива и петь. В ноябре проходил традиционный бал сообщества. В 1946 году мы еще все вместе сидели за одним столом. Георг Кроне, наш казначей, со своей невестой Лизой и ее подружкой Ольгой Гарбен были также в числе приглашенных. Это был исключительно приятный вечер, все были в хорошем настроении, а когда Ольга Гарбен притащила откуда-то еще бутылочку домашнего вина, стало совсем уж хорошо. Пару раз мы тайком обменялись многозначительными взглядами. Но домой возвращался в одиночестве.
А месяц спустя я получил приглашение на свадьбу Георга Кроне. Георг был по профессии налоговиком и работал в должности заместителя начальника налогово-финансового управления в Шпринге. Ольге, незамужней подружке невесты, прочили в мужья какого-то типа из того же ведомства и пытались подсунуть его на свадьбе, но она категорически заявила, что рядом с ней буду сидеть я, и только я. Так и вышло. После венчания в церкви все направились в дом на Остерберге, где празднество продолжилось при свете керосиновых ламп и свечей. Холод был собачий, и снегу тогда навалило. Музыки не было, и было решено, что Ольга притащит граммофон от родителей. Прихватив санки, мы с Ольгой двинулись в путь. Мы долго плутали, пока добрались до родителей девушки, но первый поцелуй был только при прощании. Как раз в ту ночь трагически погиб пастор Нёльдеке. Возвращаясь с железнодорожной станции, он попал в пургу и замерз. А Ольга на следующий день принесла мне меду — как лекарство против простуды.
Город в те времена был переполнен беженцами из Силезии. И у моей тетки Марии, сестры отца, проживала женщина с тремя дочерьми, бежавшие из Восточной Пруссии. Фрау Этеке (так звали беженку) прекрасно шила и перелицевала мою военную форму. Я и сам уже не помнил, как форма оказалась в Мюндере. Теперь это был вполне штатский костюм, и, кроме того, подогнала под мой размер полученное мною в подарок пальто.