— Возможно, это был какой-то импульс, на него неожиданно нашло озарение? — Джеко полуприкрыл глаза и выдохнул дым. — Я представляю это так: он в этом гриме посмотрел на себя и вдруг увидел, что от него остались одни руины. А ведь он когда-то был красавцем. Но теперь вот мешки под глазами, морщины, вены, желтоватые глазные белки. Грим лишь все это подчеркнул. «Вот, значит, каким я стал, — подумал он. — Именно тем персонажем, которого играл в пьесе». И его сердце сжалось. Начало метаться сознание. Надо было что-то делать. Через пару минут его вызовут на поклоны. И он поспешно ложится на пол, дрожащими руками набрасывает на голову пальто, вставляет в рот конец газовой трубки. Мне Клем рассказал, в каком виде его нашел. Я это себе хорошо представляю.
— Настолько хорошо, — заметил Аллейн, — как будто сами при этом присутствовали. Значит, по-вашему, внешность была его единственным мотивом расстаться с жизнью? А как-же почти непрерывные скандалы? Как быть с тем, что его племянницу в самый последний момент сняли
Джеко пошевелился на своем табурете.
— Ну передали роль другой, ну и что? Он с этим в конце концов согласился. И даже сделал благородный жест. Нет, к самоубийству его толкнуло осознание, что он кончился как актер. Все остальное для него было не так важно.
— Вот тут мы расходимся. — Аллейн твердо посмотрел ему в глаза. — Я полагаю, что именно это остальное и привело к его смерти.
— Извините, но не могу с вами согласиться. — Джеко пожал плечами.
Аллейн помолчал, прежде чем задать свой коронный вопрос.
— Вам известен человек по имени Отто Брод?
Наступила долгая тишина.
— Я слышал о нем, — произнес наконец Джеко.
— Вы были знакомы?
— Нет. Я его никогда не встречал.
— Может быть, вы читали что-то из его произведений?
Джеко молчал.
— Konnen Sie Deutsch lesen?[††††††††] — неожиданно спросил Аллейн.
Фокс удивленно оторвал взгляд от блокнота. Было слышно, как с улицы в переулок свернул автомобиль. Остановился, хлопнула дверца.
— Jawohl[‡‡‡‡‡‡‡‡], — прошептал Джеко.
Дверь склада декораций откатилась вбок со звуком, похожим на сценический гром. Затем на сцене появился констебль Лемпри.
— Фургон прибыл, сэр.
— Хорошо. Пусть забирают.
Констебль удалился. Прозвучали голоса, прошаркали по бетонному полу ботинки. Из-за кулис пахнуло холодным ночным воздухом. Затем скрипнули половицы. Дверь склада встала на место. Снаружи завелся двигатель, и Беннингтон в последний раз отбыл из театра, в котором вновь стало тихо.
Сигарета Джеко начала обжигать ему губы. Он осторожно загасил окурок и медленно поднялся на ноги.
— Инспектор, вы очень проницательны.
— Беннингтон говорил вам, как при необходимости намерен использовать свой козырь?
— Да. Но только после того, как решил его использовать.
— Однако вы знали, что такая возможность существует?
— Да.
Аллейн кивнул Фоксу. Тот закрыл блокнот, снял очки и вышел.
— Что теперь? — спросил Джеко.
— Объявляем общий сбор, мистер Доре, — сказал инспектор. — Я собираюсь произнести монолог под занавес.
IV
Лемпри созвал актеров на сцену, и они машинально заняли свои прежние места. Елена снова погрузилась в глубокое кресло, Джеко примостился у ее ног на полу. Она коснулась рукой его щеки, и он припал к ней губами. Затем глянул на Мартину и состроил шутовскую гримасу. Наверное, он устал, как и все, но это заметно не было. Дарси и Габи Гейнсфорд устроились рядом на небольшой кушетке, а Перри Персиваль за ними на стуле с прямой спинкой. Позади всех доктор Разерфорд разлегся на диване, накрыв лицо газетой. Мартина вернулась на свое место недалеко от суфлерской будки. Пул сел в кресло в центре лицом к актерам.
Аллейн с подчиненными задержался у двери склада декораций.
— Все в сборе?
— Все, сэр, — ответил Фокс.
— Вы полагаете, я затеял рискованное дело, мой друг?
Детектив смутился.
— Да, сэр. Это необычная процедура.
— Так ведь и дело у нас необычное. Будем его заканчивать.
Он вышел на сцену и встал перед актерами спиной к занавесу, как будто собирался подвести итоги репетиции. Фокс занял свой прежний стул у служебного входа.
Пул развернулся в кресле. Все смотрели на инспектора, за исключением Джеко, который сворачивал самокрутку. Доктор снял с лица газету, сел, вгляделся в Аллейна, хмыкнул и вернулся в прежнее положение.
Мартине показалось, что Аллейн оглядел актеров с сочувствием.