После фотографирования вплоть до генеральной репетиции, назначенной на семь, в театре происходило то, что можно было бы назвать медленным брожением. Мартине удалось выкроить время, чтобы поразмышлять о своем положении. Денег у нее осталось два шиллинга и четыре пенса, жилья пока никакого, а когда ей заплатят и, главное, сколько, она понятия не имела. Надо бы спросить, но она все откладывала. Потому что была занята, возилась с платьями мисс Гамильтон, там нужно было кое-что переделать. Проблему питания разрешил вездесущий Джеко, который взялся готовить на конфорке в комнатке сторожа Баджера что-то вкусно пахнущее.
Затем это варево было подано в эмалированных мисках каждому, кто обратился. Надо ли говорить, что среди таковых оказалась и Мартина. Так получилось, что трапезу она делила с Бобом Кринглом, костюмером Адама. От него она узнала кое-что о Жаке Доре. Официально он числился помощником Адама Пула, но, по сути, делал в театре одно, другое, третье, пятое, десятое. И все превосходно. В частности, он был сценографом и художником по костюмам, которые сам и изготовлял.
— Мистер Джеко здесь «прислуга за все», — сообщил Крингл. — «Талисман Пула» — так его называют. Примадонна тоже не может без него обходиться. Только не говорите, что услышали это от меня, но, честно говоря, она вертит им как хочет. Можно сказать, он ее собственность, вроде домашнего питомца. Мистер Джеко канадский француз. Начал работать у них во время гастролей в Канаде — это было двадцать лет назад, — да так с тех пор и остался. Хозяин по-прежнему на него не нарадуется. А ей Джеко предан буквально по-собачьи.
Мартина рискнула спросить о Беннингтоне, но Крингл не был склонен развивать эту тему. Сказал только, что Кларк Беннингтон в свое время был хорошим характерным актером. Зато развлек ее рассказом об эксцентричности доктора Джона Разерфорда.
— Тот еще крикун. Вы слышали, как он сегодня утром вещал из зрительного зала? Это для него типично. У нас ставили три его пьесы, эта четвертая, и ни разу скучать не пришлось. Шум, гвалт, ссоры, доходящие чуть ли не до драки, без перерыва, с самого начала. Хозяин терпит, что бы он ни вытворял. Ему нравятся его пьесы. Угодить доктору невозможно. Он всеми недоволен, даже к примадонне придирался. Об остальных не говорю. Вы бы слышали, как он разоряется на репетициях. Вопит: «Вы коверкаете мою пьесу. Это чудовищно». То еще зрелище. Шокирует. Бывали случаи, хозяин выгонял его из театра и он отсутствовал пару дней. А потом заявлялся как ни в чем не бывало.
Мартина кивала. Состояние полусна, в каком она пребывала с тех пор, как вошла в театр, вчера в пять вечера, отодвигало ее насущные проблемы куда-то на задний план. И ей это нравилось. Она будет занята весь день и вечер, пока не закончится генеральная репетиция? Ну и прекрасно.
Она была согласна не выходить из этого блаженства сколь угодно долго, лишь бы иногда, хотя бы мельком, встречаться с Адамом Пулом.
I
— О чем все-таки пьеса? — не выдержала Мартина. — О современных нравах?
— Все хорошие пьесы поучительны, — ответил Джеко. — Там отражены нравы и есть мораль. — Он откинулся назад, стоя на стремянке, и Мартина поспешно ухватилась за нее. — А эта хорошая пьеса посвящена очень старой проблеме. Так называемого «нового человека», в смысле идей, который в конфликте с людьми «старыми», опять же в смысле идей. Его играет Адам. Он воспитывался в некоем отдалении, фигурально выражаясь, на острове среди идеалистов, а затем пожелал вернуться туда, где его корни. И тут же возникает конфликт с родственниками в лице двоюродного дедушки, которого играет Джей-Джи Дарси, а также блистательного, очень умного, но пустого кузена, которого играет Кларк Беннингтон, жены этого кузена, ее играет Елена, в которую он влюбляется, и, наконец, их дочки. Она по странному капризу природы оказывается похожа на него как внешне, так и по состоянию духа, однако норовистая и неуживчивая и по-своему несчастная. Эта девушка, — продолжил Джеко, поглядывая на Мартину, — помолвлена с каким-то ничтожеством, но ее неотвратимо тянет к герою Адама. Эту роль исполняет Габи Гейнсфорд. — Он на секунду замолк. — Примите, пожалуйста, от меня этот розовый горшок и подайте коричневый. В моем изложении, без деталей и нюансов, вы можете подумать, что такую пьесу мог написать кто угодно — Ибсен, Кафка, Брехт или даже Сартр — и ничего бы не изменилось. Однако это не так. В пьесе отчетливо чувствуется влияние континентальной Европы. И для тех, кто имеет уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть, в ней заложен глубокий смысл. Фактически это рассказ о человеке в безвыходной ситуации, в которую он сам себя загнал. Ладно, я спускаюсь. — Кряхтя, Джеко слез со стремянки. — А теперь, когда мы с этим закончили, я предлагаю вам пройти в зрительный зал и подождать меня. Пару минут, не дольше.
Мартина села в кресло в шестом ряду партера. Сцена была полностью освещена, и она в первый раз увидела декорации второго акта, созданные Джеко.