Убийца великанов 2 (СИ)

На следующем повороте навстречу Лисовину вышли полдюжины человек, доставая инструменты. Имперцы запретили в Лармаде носить с собой оружие любому, кто не служил в сенторийской армии. Но бандиты обходили запрет, вооружаясь вместо мечей и ножей острыми ножницами для стрижки овец, серпами или тесаками для мяса. Лисовин не стал уточнять, чем он так не угодил появившимся головорезам, и нырнул в ближайший узкий проулок. Отталкиваясь ногами о расположенные совсем рядом стены, он молниеносно взобрался до верха, перемахнув на крышу, где лег и затаился.

— Где этот щенок? — раздалось снизу. — Хозяйка требует его на Псарню сейчас же.

Понятно. Это свои. Просто в темноте Лисовин их не признал.

Предводительница Псов не стала дожидаться, когда ее «любимый воспитанник» вернется в логово и отправила за ним «нянек», которые занимались выколачиванием долгов. Убить его они бы не убили, но в приступе чрезмерного уседия могли поколотить, поэтому оставшийся путь до Псарни Лисовин решил проделать по крышам. Если Плеть хотела его видеть, то лучше предстать перед ее очами как можно скорей. Темперамент предводительница имела бешеный и больше всего ненавидела ждать.

Логово банды Псов находилось в старинной заброшенной тюрьме. Казалось, что время здесь остановилось на века. У незапертых железных врат лежали старые рыцарские доспехи, словно задремавший охранник. Входная дверь, покрытая слоем пыли и паутины, скрипела при каждом движении, не оставляя шанса незаметно ее открыть. А за ней — темнота, в которой невозможно разглядеть ничего, кроме ступеней и зловещих теней. Ступени заканчивались площадкой пропускного пункта, за которым тянулись бесконечные коридоры с пустующими и занятыми членами банды камерами. Днем острые лучи разрезали пространство через ржавые решетки на дверях и окнах, а ночью тюрьма погружалась во тьму, так как немногие могли позволить себе пользоваться светильниками или разжигать огонь.

В бывшей тюрьме места хватало всем. В отличие от других банд, каждый пес жил в собственной конуре. И каждый обустраивал ее на свой лад и в силу возможностей. В некоторых камерах не было ничего, кроме тонкого матраса или кучи соломы, одеяла и кое-какой нехитрой утвари. А некоторые обставляли роскошной мебелью, устилали коврами и вешали замок на дверь решетки. Хотя у своих воровать не принято. Если поймают, то не только лишишься крова над головой и всего имущества — выставят из логова на улицу голым и избитым. Оказаться изгоем на Севере — это верная смерть.

В главном зале прохводились собрания для всей банды Псов. Размеры самого величественного помещения тюрьмы были невероятными, по сравнению с крошечными камерами для заключенных. На светлом потолке темнели разводы черной плесени. Местами каменные блоки отсырели, крошились и осыпались. В воздухе витал влажный запах гнили. В центре стоял деревянный стол, окруженный стульями с изношенными подлокотниками и сиденьями из линялой ткани. На главной стене висела огромная выцветшая карта с неизвестными символами. У противоположной стены рядом с камином сложили массивный очаг для приготовления еды.

В центре зала располагалось массивное кресло из черного дерева с вытертой бархатной обивкой. На нем восседала миниатюрная брюнетка с роскошными формами, которые она любила подчеркивать обтягивающими брюками, корсетом и низким вызывающим декольте. На смуглой щеке притягивала взгляд кокетливая родинка, полные губы накрашены ярко-алой помадой, а брови и глаза подведены черным. Этот эффектный образ мало кого мог обмануть — все не раз испытали на себе железную руку и стальной характер Плети. В жестокости и ярости она давала фору любому мужчине.

— Лисенок! Милый мой Лисенок! Вернулся попрощаться с хозяйкой? — у присутствующих от ее низкого голоса с хрипотцой стыла кровь в жилах. Плеть взирала на них с выражением брезгливости и превосходства. Она встала и развернула длинный хлыст из сыромятной кожи, с которым никогда не расставалась. Вместо кисти или узла на его конце она закрепила подвес с шипами. Предводительница всегда лично наказывала провинившихся членов банды, медленно избивая их до полусмерти своим любимым оружием.

— Погоди. Не понимаю, о чем ты? Что я сделал не так? — искренне недоумевал Лисовин. Он еще ни разу по-настоящему не испытывал на себе ее гнева, поэтому заволновался. Остальные члены банды загоготали и приготовились к предстоящему зрелищу.

— Не понимаешь о чем я? А расскажи-ка мне об этом впопике Сыче, с которым ты только что свиданькался, — в бешенстве зорала Плеть. — Думал, что я не узнаю о ваших шашнях?

Причина, по которой предводительница Псов ненавидела Филиппа, была банальна и проста.

Элементарная зависть.

Во-первых, Филипп пока еще молод. Непростительно молод. В то время когда перенесенные невзгоды и лишения уже явно отражались на красивом лице Плети. Сеточка морщин в уголках глаз, неровный цвет лица и жесткие складки у губ — результат того, что ей приходилось бороться за место под недружелюбным северным солнцем и пробиваться из самых низов, завоевывая авторитет среди бандитов.