Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

Наконец, я могу подняться к себе и сесть за стол, где завтрак уже добрый час стынет в ожидании моего прихода. Но удастся ли окончить его без помехи? Бесспорно, начальнику сыскной полиции очень удобно иметь квартиру в здании сыскного отделения, хотя бы над своей канцелярией, но тут он слишком близок к своим подчиненным, и те, зная, что он в двух шагах, беспрестанно к нему прибегают.

Однако мне удается спокойно позавтракать — большая редкость, такие дни можно отмечать белым крестом, — но в ту минуту, когда я кончаю кофе, за мной уже прибегают.

Меня желает видеть судебный следователь, должно быть, по поводу каких-нибудь справок или с целью дать мне какое-нибудь поручение… Я отправляюсь во Дворец правосудия ближайшим путем, то есть по лесам и через груды строительного материала, потому что переделки и перестройки не прекращаются здесь с незапамятных времен.

Повидавшись с судебным следователем, я пользуюсь случаем, чтобы зайти еще кое к кому из его коллег.

На моих часах два, когда я возвращаюсь в сыскное отделение. Дежурный чиновник встречает меня и говорит:

— Патрон, вас ожидает масса посетителей.

— Хорошо, впускайте по очереди.

Прием начинается.

— Милостивый господин, я граф де З., уполномоченный акционерного общества геролыптейнских ломок мрамора, и я пришел сообщить вам некоторые подробности, которые могут пригодиться при поисках нашего вора…

Я уже знаю, что накануне у кассира вышеупомянутого общества мошенники вытащили 100 000 франков в ту минуту, когда он имел несчастье зазеваться. Сам по себе кассир честнейший человек, но у него нет никакого состояния, и он не может возместить эти сто тысяч, которые, по-видимому, были крайне нужны обществу, ибо в то утро некоторые срочные платежи остались неоплаченными.

Когда я слушаю титулованного уполномоченного, у меня является подозрение, что вся история о краже вымышлена, чтобы оттянуть еще на несколько дней финансовую катастрофу. На следующий день агент, которому я поручил навести справки, сообщает мне, что кассир общества никаких ста тысяч не получал.

Граф де З., бывший французский посол при дворе одной из великих держав, носящий громкую, старинную аристократическую фамилию, обращается ко мне с жалобой, которая на первый взгляд может показаться очень странной. Вот уже десять месяцев, как у него не может ужиться ни одна прислуга. Более двухсот лакеев и столько же кухарок перебывало у него за это время, но, едва поступив, бежали из его дома, точно от чумы. Почему? Он решительно не понимает и подозревает злой умысел, но с чьей стороны — не знает. Он убедительнейше просит меня избавить его от этой напасти.

Тогда я объясняю графу, что, по всей вероятности, это месть какого-нибудь бывшего слуги или поставщика, у которого перестали брать товар, но в таких случаях даже вмешательство полиции бессильно против таинственных сил, которые в общежитии называются мелочной лавочкой и людской.

Нужно отказаться даже от преследования этих своеобразных злоумышленников. Они слишком сильны и неуловимы.

— Я уже имею доказательства, — сообщил граф, — что душой заговора был мой привратник. Местный комиссар полиции, милейший человек, был так добр, вызвал его к себе и сделал ему строгую нотацию. С тех пор, правда, привратник не говорил обо мне ничего дурного людям, которые приходят наниматься, но на их вопросы отвечает: «Обратитесь за справками к мелочному торговцу напротив», — а это именно тот поставщик, у которого мы перестали брать, так как заметили, что он, в компании с кухаркой, составляет уж слишком грабительские счета.

Понятно, торговец дает отзыв приблизительно в следующем духе:

— Как, душа моя, вы поступили к графу 3.? Но ведь у него никто не живет… Надеюсь, вы еще не перевезли своих вещей? И не перевозите их. Вы не знаете, что граф до такой степени скуп, что слугам у него нечего есть!

Конечно, когда заговорщики пускают в ход эту последнюю фразу, их можно привлечь к суду за клевету. Но кто от этого выиграет? Мелочная сплетня перейдет на страницы газет, и завтра весь Париж узнает, что граф де 3. — скряга, у которого слуги умирают с голоду.

— Для слуг достаточно одной этой фразы. Подлое панургово стадо![7] Я записывался во все конторы, но там уже знают наперед, что должно случиться, и присылают ко мне все, что у них есть худшего. Как вам уже известно, я уличил трех или четырех лакеев в воровстве и дошел до того, что полицейский уже не хочет приходить, когда я зову его, чтобы выгнать из дому слугу, который меня обокрал, заметьте, только выгнать, потому что теперь я уже боюсь преследовать их судебным порядком. Я обращался к мировому судье, но тот объяснил мне свое бессилие. Послушайте, господин Горон, дайте хотя бы вы мне чисто дружеский совет, что делать?