Убийцы, мошенники и анархисты. Мемуары начальника сыскной полиции Парижа 1880-х годов

По окончании карлистского восстания, он эмигрировал в Пару и в Лиму, где ему представился случай жениться на миллионерше, которая принесла ему в приданое 1 200 000 франков. От этого брака родился ребенок, который прожил очень недолго. Жена также вскоре умерла, но к этому времени он уже успел проиграть в карты 400 000 франков. Изгнанный другими претендентами на наследство его жены, он возвратился в Лиссабон. Там он приобрел доверие одного богатого итальянца, у которого позаимствовал только 5000 франков из чувства деликатности, так как мог бы поживиться несравненно большей суммой. Потом, с помощью подобранного ключа, он пробрался ночью в один ювелирный магазин, где похитил на 40 000 франков драгоценных вещей. Спустя немного времени он проник в тот же магазин, но уже ничего не украл, а только оставил письмо, в котором советовал хозяину магазина приставить лучших сторожей к своим драгоценностям.

После последней дальней экспедиции на Мадагаскар, возвратившись в Мадрид, он открыл игорный дом, куда заманивал богатых греков, и обыграл их на 200 000 франков с помощью фальшивой рулетки. «Это единственные деньги, — рассказывал он, — которые я брал с удовольствием, так как они были украдены у воров». Эти деньги он так же быстро прожил, как и нажил. Далее он рассказывал, что выманил у одной старухи 30 000 франков, разыгрывая перед ней роль влюбленного.

Наконец, в 1879 году, он познакомился в Сен-Себастьяне с Долорес Гарсес Марсилла, происходившей, — по его уверениям, — из древнейшего рода арагонских королей. 1 ноября того же года он женился на ней в Мадриде. Она принесла ему в приданое 34 000 дуро, что составляет 170 000 франков.

Таково резюме длинного романа, который ему вздумалось написать на досуге, которым он в избытке располагал в Мазасе. Сколько было истины и сколько лжи в этом рассказе, признаюсь, я не сумею определить. На суде Прадо утверждал, что написал этот роман из желания посмеяться над господином Гюльо и доказать, что у него все еще гораздо больше фантазии, чем у судебного следователя.

Без сомнения, Прадо много лгал следователю, но нельзя утверждать, что все, написанное им в этой исповеди, безусловный вымысел.

Бесспорно, он был бандитом высшего полета, обладающим смелостью и гордостью испанских выходцев, от которых, по всей вероятности, происходил. Это был разбойник из диких американских пампассов, заблудившийся в Париже, где, на его несчастье, не расстался со своими привычками разбойника с большой дороги.

Но если в нем было много испанского тщеславия и гордости, то он отличался в то же время чисто славянской хитростью. В редкие проблески откровенности, которые иногда на него находили, он признавался, что он полуиспанского, полупольского происхождения.

Быть может, он не лгал, говоря это, и если он очаровывал с такой неотразимой силой женщин, то, по всей вероятности, благодаря странной космополитической помеси в его натуре, обладавшей необъяснимым обаянием для женских сердец.

Я видел Прадо всего два раза, однажды в кабинете господина Гюльо, когда судебный следователь позвал меня, чтобы проверить какое-то показание обвиняемого, потом в камере тюрьмы Рокет за несколько минут перед тем, как его голова упала в корзину палача.

Именно во время этой последней встречи, — как я расскажу впоследствии, — мне пришлось довольно долго с ним беседовать.

У меня оставалось воспоминание о его ласкающем голосе, имевшем какую-то удивительную теплоту и в то же время очень приятный музыкальный тембр.

При виде этого маленького, нервного и сухощавого мужчины с черными как вороново крыло волосами и матово-смуглым цветом лица невольно возникал вопрос, каким талисманом он обладал, чтобы пленять женские сердца, но после нескольких минут разговора с ним становилось понятно, что это его голос и необыкновенная увлекательность речи завлекли стольких жертв в ловушку.

За несколько дней до разбора его процесса на суде он проявил свою отвагу такой экстравагантной выходкой, которая, наверное, останется единственной во всей судебной практике. Одна газета, а именно «Матэн», напечатала составленный господином Фальсиманом обвинительный акт вопреки закону, воспрещающему оглашение судебных документов до разбора дела. И вот, Прадо представил жалобу в гражданский суд, требуя с газеты сто тысяч франков в возмещение убытков за причиненный ему вред.

Само собой разумеется, что претензия его была отклонена, хотя газете пришлось заплатить штраф, как того требовал закон, — но главный интерес этого дела заключался в той маленькой речи, которую произнес Прадо, отстаивая свои требования.

— Милостивые государи, — говорил он, — я не стану возражать против обвинения, которое тяготеет надо мной. Через несколько дней я предстану перед другим трибуналом, и там, после всех прений, которые меня ожидают, станет ясно, что останется от обвинений, возведенных на невиновного.