Убийцы прошлого

Лариса вдруг остановилась как вкопанная и повернулась ко мне с выражением неприятного удивления на лице.

— Гидеон, ты же не хочешь сказать, что действительно думал об этом.

Я пожал плечами.

— Не совсем так. Но поинтересоваться было вполне естественно.

За время нашего с ней знакомства выражение неуверенности появлялось у нее на лице довольно редко; теперь же, похоже, застыло на нем надолго.

— О, — только и сказала она, уставившись вниз, на палубу.

— Лариса? — Сбитый с толку, я погладил ее по лицу. — Я же не планировал ничего такого, мне лишь стало интересно… — Она кивнула и впервые на моей памяти промолчала. И в ее молчании было что-то невыразимо наивное и печальное, и я обнял ее и привлек к себе.

— Прости меня, — сказал я тихо.

Я должен быть умнее, сокрушенно твердил я себе, и не допускать таких дурацких промахов. Любой, прошедший то, что прошла Лариса, не позволяет себе быть настолько эмоционально уязвимым. Но будь это так, она бы гораздо спокойнее отнеслась к возможности предательства. Любой разговор, и даже простую болтовню об уходе или о расставании такие люди воспринимают как грубое бессердечие. Посему я заткнулся и продолжал держать ее в объятиях, надеясь, что это загладит мою глупость… но знал, что это не поможет.

Однако и здесь я вновь заблуждался, как это часто бывало в наших с ней отношениях.

— Все в порядке, — наконец выговорила она, тихо, но убежденно.

— Уверена? — спросил я.

— Иногда мне нравится вести себя по-детски, Гидеон, — откликнулась она, — но это не значит, что я ребенок. Я знаю, что ты не хотел меня обидеть. — Конечно, она была права; я припомнил свои недавние мысли о том, что она не похожа ни на одну из женщин, что я знал раньше, и не удержался от смешка.

Она автоматически отметила это.

— Что смешного-то, невообразимая ты свинья?

— Да есть тут один забавный момент, — спокойно ответил я. — Предположение, что это я мог бы бросить тебя.

— Верно, — сказала она, ее очаровательное самообладание вернулось к ней. — Мысль и правда абсурдная, раз уж ты об этом говоришь.

— Ладно, — сказал я, нежно ее встряхнув. — Не стоит развивать ее дальше.

Она прижалась лицом к моей груди и сказала тихо — так тихо, что я не был уверен, что это предназначалось для моих ушей:

— Ты не бросишь меня, Гидеон.

Знай я тогда, что этому эпизоду суждено стать последним в ряду благополучно завершившихся конфликтов, и знай я, каких чудовищных сложностей можно было избежать, я бы постарался растянуть его любым способом. Для начала я мог бы не обратить внимания на корабельную сирену, что принялась завывать, как обычно, очень некстати. Но, прижимая к себе Ларису я, глупец, полагал, что наши отношения не таят опасности и риска. Не в силах постичь значение этого момента, я разжал объятия. Теперь-то я понимаю, что это была одна из моих нескольких роковых ошибок; но это запоздалое понимание не облегчает мук воспоминаний.

Через несколько минут после сирены мы с Ларисой вновь шли по коридору. За углом послышались чьи-то шаги, и у ведущего в башню трапа мы лицом к лицу столкнулись со Слейтоном.

— У нас все еще нет новой «подписи», — произнес он с непонятной и нехарактерной для него дрожью в голосе. — Поздно, слишком поздно — вы-то уже их заметили? — Его слова показывали, что этот вопрос он уже задал всем членам команды. И тут же, не дождавшись ответа и ничего не объясняя, полез вверх по трапу. — Не может быть, что они все-таки построили эти штуки, — бормотал он, поднимаясь, — они же не такие идиоты!

Вслед за полковником мы забрались в башню, где он тут же направился к одной из стен и, опершись руками на прозрачный купол, вперил взгляд в окружавшую нас тьму. Я не смог найти на изогнутом горизонте стратосферы ничего вообще; у Ларисы, пристально изучавшей ту же область, результат был тот же.

— Полковник? — сказала она. — Что случилось? Вы что-то выловили на датчиках?

Слейтон кивнул, и тут же с отвращением мотнул головой.

— Птичья стая — вот что они показывают. Я бы и сам в это поверил, но какие, к черту, птицы на такой высоте?

Я подвинулся ближе к нему.

— Не могли бы вы слегка посторониться, полковник? Что это, как вы думаете, вон там такое?

Слейтон снова потряс головой.

— Смерть, доктор, вот что это такое. А самое худшее — то, что я, может, сам разработал эту смерть.

Глава 32