Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

– Действительно, почему?

Никто из представителей венгерской стороны не объяснил нам свою точку зрения на эту проблему. У них просто не было возможности разместить тысячи голодных, замерзших, обессиленных поляков, практически ежедневно перебегавших границу.

Больше всего мы страдали не от холода, однообразной пищи и условий содержания, а от вшей. Солома кишмя кишела вшами. Мы постоянно чесались. Вредные насекомые проникали под одежду, устраивая колонии в подмышках, в волосах на груди и на голове. Они причиняли ужасные мучения. От вшей не было никакого спасения. Мы убивали их сотнями, но тысячи новых кровососов приходили им на смену. Стены камеры были красными от крови; мы давили о них мерзких насекомых. Мы практически не спали. Какой уж тут сон! Только попробуешь заснуть, как эти твари начинают свой бесконечный пир на измученном укусами теле. Убиваешь негодяев, проваливаешься в сон, а через несколько минут просыпаешься с проклятиями, и все начинается сначала.

Четыре дня мы провели со Сташеком в этой камере. Из разговоров с сокамерниками и во время прогулок мы сделали вывод, что есть единственный способ выбраться из крепости и не попасть за колючую проволоку. Надо сбежать из тюрьмы и добраться до польского консульства в Пеште[15], чтобы получить гражданские документы.

Выбраться из тюрьмы можно было только под предлогом болезни: уговорить венгров отвезти в город, а там сбежать от охраны. Но венгры уже были научены горьким опытом, и их было не так-то просто убедить. Однако у Сташека родилась отличная идея. Он взял тюбик с кремом для бритья, выдавил немного в рот. Мы стали громко колотить в дверь. Когда охранники вошли в камеру, мы закричали: «Доктора!», показывая на лежащего на полу Сташека, у которого изо рта шла пена.

Охранники вышли, закрыв дверь, но спустя пару минут вернулись вместе с человеком в белом халате. На наше счастье, это был всего лишь брат милосердия.

– Доктора! – опять закричали мы все разом.

Медбрат посмотрел на Сташека, что-то сказал охранникам, после чего они подхватили Сташека под руки. Теперь пришло время для моего появления на сцене.

– Доктор! – сказал я, указывая на себя пальцем, и продолжил: – Больница! Клиника!

Я схватил Сташека за руку, якобы считая пульс, и снова заорал:

– Клиника! Клиника!

Это сработало. Нас со Сташеком посадили в фургон, рядом с водителем сел охранник, и мы поехали в Будапешт. У Сташека по-прежнему шла изо рта пена.

– Расслабься, – сказал я ему по-польски. – Сейчас надо не упустить удобного случая и сбежать от охраны.

– Я не притворяюсь, – пожаловался он. – Я наглотался столько крема, что действительно не могу остановиться. Это ужасно!

В больнице охранник, оставив нас в приемном покое, пошел за доктором. Не теряя времени даром, мы со Сташеком, соблюдая осторожность, выбрались из больницы. Сторож в воротах закричал нам что-то по-венгерски, делая вполне понятные жесты рукой: мол, идите отсюда. Вероятно, он решил, что мы попрошайки, незаметно проникшие на территорию больницы.

Теперь нам предстояло найти дорогу к польскому консульству и не попасться в руки полиции. Знающие люди в тюрьме объяснили, что надо опасаться не обычной полиции, а жандармерии. Жандармы носят треугольные шляпы с загнутыми полями с перьями, у них винтовки с примкнутыми штыками, и они всегда патрулируют парами.

Мы оказались в чужом городе без денег, грязные, небритые, неряшливо одетые; к тому же мы не переставая чесались. Консульство, насколько нам было известно, располагалось в Пеште, на другом берегу Дуная, и нам надо было перейти через мост и найти нужную улицу. На это нам потребовалось несколько часов. Мы замерзли, очень хотелось есть. Я спрашивал дорогу у встречных. Кто-то оглядывал нас с подозрением, некоторые старались помочь, а одна парочка, фыркнув, прошла не останавливаясь. Когда мы наконец добрались до консульства, то увидели несколько сотен поляков, пришедших по тому же вопросу. Они хотели получить документы, позволяющие им зарегистрироваться в качестве гражданских лиц. Среди этих людей, одетых в чистые костюмы и пальто, в шляпах и перчатках, мы со Сташеком в своих грязных и мятых лыжных костюмах выглядели, по крайней мере, неуместно.

Мы промучились всю ночь во дворе консульства, но на следующий день все-таки получили гражданские паспорта и железнодорожные билеты до Барча. В этом небольшом городке недалеко от югославско-венгерской границы нас должны были разместить как гражданских беженцев.