Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

Приблизительно пятьдесят человек поместили в железнодорожный вагон, и в сопровождении одного полицейского, который следил, чтобы никто не выходил на станциях, мы отправились по заснеженным венгерским равнинам к конечному пункту назначения. Поздно вечером поезд прибыл в Барч. На железнодорожной станции толпились местные жители, которым выплачивались небольшие суммы за то, что они брали на постой беженцев. Судя по всему, мы со Сташеком понравились пожилому мужчине, который указал на нас отвечавшему за беженцев чиновнику. Мы молча шли за мужчиной по заснеженным улицам; общаться с венгром мы могли только на языке жестов. Мужчина не знал ни слова по-польски, а мы знали только одно слово на венгерском – «спасибо». Он, казалось, не поверил, что у нас нет никакого багажа, но, помахав пустыми руками, мы, похоже, убедили его, что приехали налегке. Помимо одежды, у нас были наручные часы и два золотых кольца, которые отдал мне Антек.

При входе в дом нас ослепил яркий свет. Когда глаза немного привыкли, мы увидели четверых человек, смотревших на нас с нескрываемым любопытством. Пожилая женщина, по всей видимости жена хозяина, две молодые женщины и молодой человек приблизительно нашего возраста.

Мы улыбнулись, и они улыбнулись в ответ. С четверть часа мы обменивались улыбками и жестами, пока в дело не вмешался хозяин дома.

– Sprechen sie Deutsch?[16] – спросил он.

Мы оторопели от неожиданности.

– Ja, nur etwas[17], – нерешительно ответил я.

– Ah, das ist gut[18], – ответил он и быстро заговорил по-немецки, представляя нам свою семью. – Это моя жена, это моя замужняя дочь, которая живет за несколько домов от нас, это моя младшая дочь Маришка. А этот молодой человек – жених Маришки.

После того как все представились, Сташек спросил хозяина:

– Где вы так хорошо научились говорить по-немецки?

– Все дело в том, что я немец.

– Кто-кто?!

– Немец, – повторил мужчина. – Я приехал в Венгрию ребенком вместе с отцом. Остался здесь, женился.

– Вот как...

Вероятно, я сказал это с таким очевидным облегчением, что вся семья, за исключением жениха, который не понимал немецкого, рассмеялась.

Не волнуйтесь, – отсмеявшись, сказала Маришка. – Хоть мы и наполовину немцы, это вовсе не означает, что мы имеем отношение к войне.

Мать начала накрывать на стол, а старшая дочь и жених Маришки попрощались и разошлись по домам. Меня и Сташека пригласили к столу.

– Мы уже поужинали, – объяснила нам хозяйка, – а вы наверняка проголодались.

Неприятность произошла во время ужина. Маришка с родителями смотрели, как мы едим, обмениваясь короткими фразами.

Вдруг Маришка вскрикнула и показала на мой рукав, проговорив что-то по-венгерски. Проследив за ее взглядом, я увидел, как по рукаву спускается компания вшей. С ужасом и отвращением хозяева следили за наглыми насекомыми, решившими выйти на всеобщее обозрение. Мы со Сташеком перестали есть. После короткой паузы хозяева обменялись несколькими репликами, и снова повисло молчание.

– На нас полно вшей, – признался я. – Мы подхватили их в тюрьме в Будапеште.

Переговорив с домашними, глава семейства сказал:

– Мы не можем оставить вас здесь.

– Простите, мы должны были сразу вас предупредить, – виновато произнес Сташек.

– Нам лучше вернуться на станцию, – сказал я.

Не доев ужина, мы встали из-за стола, и старик начал надевать пальто. Маришка отошла в дальний угол. Они с матерью не отрываясь смотрели на мой рукав. Попрощавшись, мы вышли вслед за хозяином из дома. Мы почти дошли до станции, когда нас догнала Маришка. О чем-то поговорив с отцом, она сказала:

– Пожалуйста, пойдемте обратно.

Когда мы вернулись, хозяйка уже растопила печь. Несмотря на холод, мы догола разделись под навесом во дворе. Завернувшись в какие-то старые тряпки и дрожа от холода, мы ждали, пока согреется вода. В доме не было ванны. Для мытья использовалась большая жестяная лохань, стоявшая в кухне. Первым пошел мыться Сташек, а я остался дрожать под навесом. Когда подошла моя очередь, хозяин дал мне соду и мыло и оставил одного. На плите в большой кастрюле кипятилась наша одежда. Я с наслаждением погрузился в горячую воду. Помывшись, я насухо вытерся полотенцем, еле передвигая ноги, добрел до комнаты, в которой уже крепко спал Сташек, и рухнул на кровать.

Я мгновенно заснул в чистой кровати (о такой роскоши я уже давно не мечтал!), да еще после горячей ванны. Ночью меня мучили кошмары; мне было жарко, и я сбросил одеяло. Через несколько часов я проснулся оттого, что продрог до костей. Меня бил страшный озноб. Сташек крепко спал. Я потянулся за одеялом, но почувствовал головокружение. Комната, казалось, сделала сальто, и я потерял сознание.

Я пришел в себя только днем. Вокруг были люди, среди которых я увидел взволнованного Сташека. Кто-то обкладывал меня горячими кирпичами, кто-то считал пульс и слушал дыхание. Перед моими глазами пошли круги, и комната опять завертелась. Со мной пытались заговорить, но я не в состоянии был ответить.