Убить, чтобы жить. Польский офицер между советским молотом и нацистской наковальней

– Послушай, Стефан! Мы проделали вместе длинный путь, и мне бы хотелось, чтобы мы вместе добрались до Франции. Если в течение ближайших дней ты не собираешься трогаться с места, я уйду без тебя. Понял?

Мы вернулись в дом и помогли переставить мебель. Приближалось Рождество, и хозяева собирались принимать гостей. Мы еще таскали мебель, когда пришли наши знакомые студенты, которые рассказали, что нашли шестого члена команды и теперь можно плыть в Югославию.

– Стефан, ты единственный из нас, умеющий обращаться с лодкой. Ты должен осмотреть ее, – настаивал Сташек.

Я не хотел убегать, но согласился посмотреть лодку. Убедив хозяина, что надо запастись опилками для посыпания дорожек, мы взяли мешки и пошли на лесопилку. Рядом с навесом находилась плоскодонка, сделанная из нестроганых досок. Издалека она выглядела прилично, но, опасаясь привлечь внимание, я не смог осмотреть ее вблизи.

– Ну, что скажешь? – спросил Сташек.

– Вроде все в порядке, – ответил я, – но если в нее сядет шесть человек, то она слишком осядет.

– Ну и что?

– Как что? Ее захлестнет первая же волна.

– Ну и что будем делать?

– Ничего. Ты готов плыть, если она перевернется?

– Не строй из себя капитана, Стефан. Объясни мне, что требуется от лодки?

– Перевезти нас на ту сторону, как я думаю.

– Эта лодка годится для этого?

– Думаю, что да.

– Отлично! Значит, на ней и поплывем!

Мы осмотрелись и поняли, что на лесопилке не было места, где можно было бы переночевать, а значит, ночью здесь никого не будет. До реки действительно не более четырехсот метров. Ну что ж, все было ясно, и, наполнив мешки опилками, мы следом за хозяином отправились домой. Обратный путь прошел в молчании, и только на подходе к дому старик заметил:

– Будьте осторожны, лодка может дать течь, – и, вздохнув, спросил: – Вы что, собираетесь отплыть до Рождества?

– Нет, мы планируем отправиться во вторую рождественскую ночь, – ответил Сташек. – Югославские пограничники будут отмечать Рождество, и мы незаметно проскользнем на их берег.

Я был сильно удивлен, но не подал виду.

– Толковая мысль, – отозвался старик и больше до самого дома не произнес ни слова.

В этот вечер Маришка с нами не ужинала. Обеспокоенный ее отсутствием, я поинтересовался, не случилось ли чего.

– Сегодня она ужинает с женихом, – объяснила мать. – Утром он уезжает к родителям в Печ встречать Рождество.

Я попытался скрыть, что меня порадовало это известие. После ужина я написал письма родным в Польшу, сообщив, что благополучно прибыл в Венгрию. (После войны я узнал, что они не получили моих писем.) Я видел, как ушел Сташек, а потом заснул сидя за столом, – вероятно, сказалась прошлая бессонная ночь. Хозяин разбудил меня перед тем как лечь спать, и я пошел в нашу комнату. Сташек уже крепко спал. Хозяева, погасив свет, ушли в свою спальню, находившуюся рядом со спальней дочери. Спустя какое-то время я услышал шаги Маришки на улице и бросился вниз, чтобы встретить девушку в дверях дома. Она, казалось, не удивилась, увидев меня. У нее был снег на волосах, холодные с мороза щеки, но теплые губы. Когда я начал целовать ее, то подумал, что несколько минут назад она, наверно, целовалась с Янушем, но тут же отбросил эту мысль. Сейчас я обнимал и целовал ее.

Я принялся нашептывать ей нежные слова, но она приложила палец к моим губам, заставляя замолчать. Взяв меня за руку, она пошла в гостиную. Мы сели на диван и начали целоваться, поначалу нежно, а потом все с большей страстью. Из опасения, что могут проснуться родители и неожиданно войти в гостиную, мы обнимались и целовались, не произнося ни слова.

Две следующие ночи я приходил к Маришке, и несколько часов любви незаметно пробегали в исступленных ласках, а потом она выставляла меня из комнаты. Наступило Рождество. 25 декабря после праздничного ужина мы все отправились к замужней сестре Маришки, жившей по соседству, где уже вовсю шло веселье.

Мы тоже приняли участие в танцах, пели, пили токайское. Маришка смеялась, танцевала, и мы, улучив минутку, когда никто, как мы думали, нас не видел, целовались. Когда я уже собирался уходить, выяснилось, что Маришка остается здесь. Сестра с мужем уезжали на три дня к его родителям, и Маришка оставалась в их доме, чтобы кормить кота и собаку.

– Я вернусь через час, – прошептал я Маришке.

– Нет, Иштван, не приходи, не надо...

– Я вернусь...

Мы пошли с ее родителями домой. Выпитое вино привело старика в хорошее расположение духа, дома он распелся, и я даже пытался вторить ему. Пожелав хозяевам доброй ночи, мы со Сташеком пошли в свою комнату. Он тут же разделся и лег в кровать. Я подождал, пока все заснут, на цыпочках спустился вниз, тихо открыл дверь и вышел в морозную ночь. Сташек видел, как я выходил из комнаты, но ничего не сказал.