Убить колибри

Зазвучала рокочущая мрачная музыка, словно гулы подземелья. Вспыхивали и гасли синие огоньки, как кладбищенские светлячки. Пронесся с загробным рокотом мотоциклист, за его спиной развевался черный плащ, как зловещие крылья. Во лбу горел пугающий синий прожектор, осветивший арену. На ней лежали обломки самолета. Фюзеляж самолета был разбит, крылья обломаны, турбины отвалились. На грязном закопченном борту виднелась надпись «СССР».

Музыка звучала визгливо, истошно, словно мяукали железные кошки. К самолету подбирались черные существа, били в него молотками, стучали зубилами, выковыривали из него листы обшивки, отламывали крылья, уносили обломки. Лазерные лучи, как лезвия, полосовали самолет, рассекая его на части. Грохочущими кругами носились черные мотоциклисты, развевая мрачные погребальные плащи.

Внезапно среди них появился мотоциклист в золотом плаще. Во лбу его горел сверкающий луч, которым он ударял в черные плащи могильщиков. Вся ревущая беспощадная стая набросилась на светоносного мотоциклиста, хотела его догнать, но он носился, ускользал под трубные звуки сверкающих молниями небес.

Пропал, уступив арену черным духам тьмы, которые господствовали, окружали сбитый самолет ревущим хороводом. Но вдруг снова появился ангел в золотом плаще, с сияющим прожектором. Один, другой, третий. Духи света и тьмы сошлись в беспощадной схватке. Шла сеча, небеса грохотали, молнии пронзали арену. Мотоциклисты мчались навстречу друг другу, и казалось, в их руках сверкающие мечи, золото плащей схлестывается с черными вороньими крыльями.

Духи света одолели духов тьмы, изгнали с арены, и все небо ликовало, будто в нем зажглись ликующие планеты, летали разноцветные метеориты, плыли светила и радуги.

К обломкам самолета устремились люди. Они омывали самолет серебристой водой, отирали белыми полотенцами, несли в его изуродованное тело сияющие детали. Самолет оживал, радостно звенел, вокруг него занималась заря.

Появилась торжественная колонна мотоциклистов. В руках седоков были хоругви, иконы. Колыхался алый Спас, шитая серебром Богородица, образа святых князей и подвижников. Это был крестный ход мотоциклов с горящими свечами и лампадами.

Загремела оглушительная победная музыка. Полыхнул радостный ослепительный свет. В драгоценных лучах белоснежный, дивный, парил в небесах чудесный самолет, и на его борту серебром было выведено «Россия». Над самолетом, в перекрестье аметистовых прожекторов, возник портрет Президента, как нерукотворный небесный Спас, окруженный бессчетными вспышками салюта, райскими цветами, поднебесными люстрами.

Все погасло. Только слабо мерцали остывающие угольки салюта. Зал рукоплескал.

Евгений Франк подбежал к Гулковскому:

– Ну как?

– Гениально. Это последний гимн Президенту. Гимн новому русскому монарху.

К ним подбежал взволнованный Джебраил Гусейнов:

– Едет! Мне позвонили с поста! Едет кортеж Президента!

Весть разнеслась по залу. Все кинулись к окнам. Далеко на дороге мчались сверкающие автомобили. Лиловые воспаленные вспышки. Пылающие фары. Несколько черных «Мерседесов», громоздкие джипы приближались в светящемся воздухе, словно раскаляли его своими скоростями.

Федор Кальян скользнул в соседний зал, где были накрыты столы. На маленьком столике торжественно возвышался кремовый торт в виде кремлевской башни. Федор Кальян прокрался к торту и встал за колонну. В кремовой мякоти таился пистолет со «священной пулей» – оружие возмездия. Стоял за колонной, прислушиваясь к звукам в соседнем зале.

От золоченых дверей по паркету раскатали красный ковер. Все гости выстроились вдоль алой дорожки, образуя коридор, жадно и преданно глядя на двери. Появились два гвардейца с киверами, с золочеными позументами. Встали по обе стороны от дверей, блистая штыками.

Гулковский испытывал могучий прилив сил. Стремительно приближалось мгновение, когда ломался ход русской истории, таинственный поток русского времени менял свое русло, и это русло открыл для него Гулковский своей волей, творящим разумом, глубинным знанием законов русского бытия.

Николай Багряный смотрел восторженно на золото дверей. Приближалось пылающее чудесное солнце его судьбы, его величие и триумф, которые предчувствовал, терпеливо ждал, вымаливал, и вот оно, наконец, наступало.

Створки дверей распахнулись, и голос, певучий, восторженный, как в церкви, когда возглашают о чуде, произнес:

– Президент Российской Федерации!

Все качнулись вперед, ожидая увидеть невысокую точеную фигуру, стремительно идущую по ковру, с резкими взмахами левой руки.

Услышав этот певучий сладострастный возглас, Федор Кальян сунул руку в торт, нащупывая пистолет. Страшный лязгающий удар перебил ему пальцы, он с криком отдернул руку, но пальцы застряли в стальных зубьях волчьего капкана, и Федор Кальян, воя от боли, дергал окровавленную руку, и за капканом тянулась стальная цепь, измазанная кремом.

Гости в соседнем зале завороженно смотрели на дверь. Шаги приближались. Но вместо Президента появился генерал Макарцев, и следом в черных масках, с автоматами, похожие на привидения, вбежали бойцы ОМОНа.