Убить Ланселота

— Вы сами просили принести жертву перед обедней.

— Точно… Просил… Ну тогда привяжи к той скале.

Монахи в линялых хитонах вывели Фуоко. Девушка извивалась, мычала, пыталась пнуть Эрастофена — все тщетно.

— Постарайтесь придать ей сорок шестую позу отчаяния. Что, его преосвященство еще не появился?

— Не, — помотал головой тот из рабочих, кто вбивал в скалу бронзовое кольцо. — Гуляет.

— Сказал, задержится у варваров, — не поднимая глаз от плана логова, подтвердил Люций, — Финдир прибудет пораньше… Да куда ж ты цепь вешаешь, придурок! — заорал он на рабочего. — Это же сорок шестая поза!

Грохот, который подняли рабочие, заглушил звуки шагов на лестнице. Один лишь Эрастофен мог сообразить, кто спускается в пещеру, но он чересчур увлекся своей — сказкой.

— …и когда Золушка — нищая, оборванная, слепенькая — просила подаяния, ей бросали пуговицы и щепки. А все потому, что замарашкам нечего думать о принцах.

— Ты уверен?

Огненный шар выкатился к ногам Эрастофена. Демон с удивлением посмотрел вниз:

— Ты кто, чучело?

— Сейчас узнаешь. Какую ногу тебе откусить первой?

— А, ты… — В голосе Казначея скользнуло разочарование.-Дамаэнур. Вот уж не думал, что ты настолько неразборчив в подборе невест. И что ты в ней нашел? — Он махнул рукой в сторону пылающей горы-Инцери. — Ляжки как у коровы, глаза на мокром месте. Впрочем, у каждого свои вкусы.

Он отвернулся и словно бы заметил Истессо:

— Ба! И Ланселот здесь! Какими судьбами? Дай хоть обниму тебя, негодник. Тоже за девицей?

Ланселот придержал философа:

— Не стоит, Эра. То Финдир на шею кидается, то ты… Так и устать можно.

— Чудак-человек! — добродушно прогудел Эрастофен. — Обижаешь, ей-богу. Куда ж ты?

Истессо отодвинул философа в сторону и пошел к скале, к которой была прикована Лиза. Служки окончательно заклепали цепи. Собрали стремянки, молоты, клинья и отправились восвояси. Ланселот дождался, пока мимо пройдет первый из них, и поставил ему подножку.

— Обижаете, сударь-господин, — пробасил тот, вставая. — Рабочего человека всяк рад обидеть.

— Ничего, утрешься. Назад давай. И молоток не забудь.

— Чего это?

— Цепи снимешь. Ну? Чего глазами лупаешь?

Рабочий тупо моргал, не понимая, чего от него хотят.

— Зря ты это, Хоакин. — Эрастофен неслышно подошел сзади и стал за плечом Истессо. — Ребята старались, камень буравили. Да и рабочий день уже закончился.

Жаркое марево вскипало в воздухе, разделяя Лизу и Хоакина. Стрелок отобрал у рабочего молот и зубило и пошел сквозь колеблющуюся стену. Чадное масляное пламя взлетело к потолку, обжигая. Ланселот не удержался, рухнул на колени. Лицо и руки его покрылись волдырями, одежда дымилась. Обожженные ноги не держали.

— Да кто она тебе? — донеслось, словно сквозь толщу раскаленного песка.-Любишь ее? Да? Ну тогда ползи.

Хоакин попытался встать. По обожженному лицу текли слезы. Кровь вскипала, в ушах бились тонкие голоса из снов:

«Кто ты?! Кто?»

Огромная саламандра ворочалась в своем пылающем ложе. Огонь, жар, свет… снова пламя. Багровые языки, оранжевые протуберанцы, золотые искры, фиолетовая кайма. Горестная складка в уголках губ Инцери. Лоснящаяся шкура — черная в огнистых трещинах, — словно магма проглядывает сквозь корку шлаков.

«Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

Вот он — барьер, отделяющий Инцери от зверя великого. Вскипающая клубами раскаленного воздуха стена. Испепеляющая все и вся ненависть. Ненависть к себе.

— Дамаэнур, что же ты?! — отчаянно закричала Маггара. — Ты один можешь помочь. Спаси ее! Не стой!

Дамаэнур бросился на Эрастофена. Атаковал со всей яростью огненного властителя — грациозно, мощно. Свились плети пламени, камень вскипел от жара.

Вот только бесполезно это — пытаться сокрушить того, кто живет за счет ненависти. Чем больше ярится принц элементалей, тем сильнее становится демон. Кому нужна месть вместо любви? Уж явно не девчонке, запутавшейся в самой себе.

— Дуралей! Не ожидал, да? Ах-ха-ха! Как тебе невестушка?

Стена пламени наливается мощью. Вскрикивает Лиза, но крик гаснет в жарком мороке. Раскалеиный воздух колеблется, свивается голубоватым покрывалом.

— Вставай, Хоакин! Вставай!

Маггара заметалась над стрелком, не в силах приблизиться. От ее крыльев веял нестерпимый жар. Истессо закрыл обожженное лицо руками. Волна кипящего воздуха смела Маггару, отбросила в объятия Гилтамаса.

— Если не ошибаюсь, вполне возможно, что мы проиграли… — пробормотал Квинтэссенций. — Такое ощущение намечается.

— Ну, ребята, — крикнул Эрастофен, спихивая Дамаэнура в огонь. — Что вы еще можете? Гилтамас, ты пырнешь меня ножичком? — Он повернулся к философствующему камню: — Или ты заговоришь меня до смерти, бог-неудачник?

— Если б вы знали, насколько все непрочно, — вздохнул Квинтэссенций. — Извините. Я слишком хорошо вижу все пути…

— Болтун! — Эрастофен присел перед маленьким богом на корточки. — Людям не нужно твое знание. Слышишь? Им нужны мессии. Те, что уверены в себе. Те, что втопчут своих последователей в грязь и по их плечам отыщут дорогу.