Пока наша героиня шла по коридору и спускалась по лестнице, ей встретилась добрая дюжина постояльцев, идущих навстречу. Сначала прошествовала пожилая дама, ведущая на поводке крохотную собачку. «Добрый вечер. Как ваши дела?» – одарила она Марию ласковым взглядом. «Благодарю вас, всё хорошо», – отвечала Корде в некотором смущении. Немного дальше наша героиня поравнялась с двумя хмельными студентами, возвращающимися из какой-то ресторации. При виде неё они нарочно загородили собою коридор, так что ей пришлось прижаться к стене, чтобы миновать их. На лестнице кряхтел, поднимаясь по ступеням, древний старичок в дореволюционном камзоле и огромном накрахмаленном парике, – он вынул из кармана лорнет и внимательно разглядел встреченную. Мария прибавила шаг и при входе в вестибюль столкнулась с целой группой мужчин и женщин, о чём-то оживлённо беседующих. Ей вновь пришлось протискиваться меж сюртуков и блузок, причём каждый из этой компании освобождал ей дорогу не раньше, как рассмотрев с головы до ног, в том числе и узел, который она несла перед собою. Словом, в прихожую Корде выбралась уже достаточно наэлектризованной.
Луи Брюно сидел, закинув ногу на ногу, на мягком диванчике, поглощённый какой-то газетой.
– Скажите, – обратилась к нему Мария, – кому я могу отдать в чистку моё платье и бельё?
Портье перевёл взгляд на внезапно возникший перед ним узел, поверх которого светилось озабоченное лицо новой постоялицы.
– А, это вы, из седьмого номера… Хотите отдать бельё в стирку?
– Именно так, – кивнула она.
– Приходите завтра в десять часов утра. В это время к нам обычно наведывается прачка и собирает заказы.
– В десять утра? Но в это время меня уже не будет; я уйду по делам.
– В таком случае обратитесь к гарсону: пусть он позаботится, чтобы ваше бельё попало по назначению. – Брюно показал в глубину коридора нижнего этажа: – Его комната перед ванной.
И вновь погрузился в чтение.
В тёмном служебном коридоре Мария столкнулась ещё с двумя незнакомцами, на ходу утирающими полотенцами мокрые головы: по-видимому, они только что мылись в ванной. Комната рядом и впрямь принадлежала славному малому Франсуа, о чём свидетельствовала соответствующая табличка на двери: «Мсье Фейяр, старший гарсон». Дверь была приоткрыта и изнутри пробивался свет керосиновой лампы. Однако ни на стук, ни на голос гарсон не отзывался. Мария подумала, что он вышел куда-то совсем на короткое время, и стала прохаживаться взад и вперёд по коридору, ожидая его возвращения. Однако прошло минут десять, но Фейяр не появлялся. В то же время через приоткрытую дверь слышалось какое-то движение в комнате, и наконец Корде явственно различила звон стеклянной посуды. Это было в высшей степени странно. Она ещё раз постучала в дверь и громко позвала гарсона; результат тот же самый. Только теперь, употребив все возможные средства, она решилась открыть дверь комнаты и посмотреть, что там происходит.
Экс-гвардеец из Шательро был мертвецки пьян. Он сидел на полу, широко раскинув ноги, уронив голову на грудь, и не опрокидывался навзничь только потому, что прислонялся спиною к упавшему на бок стулу. Рядом валялась стянутая со стола скатерть с остатками пищи, а немного поодаль – откатившаяся пустая бутыль из-под портера. Не привыкшая к подобному зрелищу, Мария поначалу вообразила, что человеку сделалось плохо, и от этого он оказался на полу. Всё ещё не расставаясь со своим узлом, она подбежала к упавшему, который на все её расспросы и предложения помочь подняться тупо мотал головою и бубнил что-то нечленораздельное. Только теперь гостья ощутила исходящие от него винные пары.
Всё же она не могла оставить живого человека полулежащим на голом полу, пусть даже он горький пьяница. Не таково было её воспитание. Отложив свой узел, она подхватила гарсона под мышки и после нескольких сильных рывков сумела-таки поставить его на ноги. Теперь оставалось лишь довести незадачливого бражника до его постели… Право, за этой сценой стоило понаблюдать со стороны! Приезжая нормандская барышня волочит едва ли не на себе грузного увальня, которого видит второй раз в жизни, и который, уронив голову на её плечо, бурчит что-то по-медвежьи вперемежку с иканием и отрыгиванием. Дальнейшее было не менее занимательно. Как только Мария посадила его на кровать, Фейяр вдруг обрёл человеческую речь, и, несмотря на то, что осоловевшие глаза его по-прежнему взирали куда-то поверх собеседника, расплылся в широкой улыбке:
– А-а, матушка моя… Ты всё-таки вспомнила о добром милом Франсуа и бросила своего плешивого ух… ухажёра. И правильно: зачем тебе этот старикашка? Иди ко мне, ми… милая.
С этими словами гарсон обхватил руками голову Марии, быстро приблизил к себе и запечатлел на её устах смачный поцелуй, слышный, наверное, и в коридоре. Корде с возмущением оттолкнула от себя редкостного наглеца, который мешком упал на постель и тут же заснул.
– Это не гостиница, а какой-то вертеп! – воскликнула гостья, вскакивая с кровати и отирая губы.